Гарм Видар (Сергей Иванов)

публикация в «Reflect — kuaduseshshcht» (Чикаго), 2002, Вып. 14,  Издатель R. Levchin, — с. 11-46.

Часть первая

ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ

“Удивительные вещи рассказывают о двух повешенных братьях. Их не называют прямо оборотнями, но утверждают, что часто по ночам тела их, оживлённые нечистой силой, сходят с виселиц и преследуют живых”.

Ян Потоцкий, “Рукопись, найденная в Сарагосе”.

Глава 1.

…Меня зовут Филипп Энжел. Понятно, что человеку с такой фамилией прямая дорога в фирму, носящую название “Компьютерный рай”. То, что меня приняли, красноречивое тому подтверждение, хотя сыграло свою роль и то, что мне 35 лет, я не обременён семейными заботами, стаж работы программистом более 10 лет, а самое главное, хотя в тот момент я этого и не осознавал, что последним местом работы оказался институт нейрохирургии.
Ушел я оттуда по чисто экономическим соображениям. Исследовательские программы финансировались крайне скудно, а на той, в которой был подвязан я, и вовсе собирались поставить крест. А тут это чёртово объявление…
Ведь знал я, что дорога, вымощенная большими деньгами, почти всегда ведёт туда же, куда и дорога, устланная благими намерениями.
Нo вот поди ж ты! Почему-то всё время кажется, что это “почти” предназначено именно для тебя…

– За время работы в компьютерной лаборатории нейрохирургического института вам приходилось сталкиваться с проблемой декодирования нейроимпульсных матриц?.. – мой новый шеф похож на орхидею, аккуратно высушенную для гербария, в его глазах ещё горит огонь юношеского задора, но плоть носит явно функциональный характер: всё направлено лишь на единственную радость в жизни – на работу.
– Да, конечно. Для оптимизации времени обработки мы обычно применяли метод…

Господи, как мало надо человеку для счастья! Упомянуть знакомый метод аппроксимации – и человек, чья жизнь сосредоточена вокруг одних лишь матриц, начинает расцветать, насколько может расцвести засушенная орхидея. Если бы меня тоже могли интересовать одни лишь матрицы, как бы это упростило мою жизнь, а заодно и жизнь всех окружающих!
Нет, конечно, в первую очередь меня всегда интересовали деньги, во-вторую – сама работа, а вот в-третью…
То ли объём работы оказался не так уж велик, то ли интенсивность недостаточно обременительной, но скорее всего у меня гипертрофирован комплекс “Буратино”! Мне вечно необходимо сунуть свой нос в очаг, нарисованный на холсте. Уж лучше бы я, как большинство, полностью был “зациклен” на усердном отправлении служебных обязанностей.
Примерно месяц у меня ушёл на то, чтобы влезть в специфику здешних “матриц”. Единственное, что меня тогда удивило, при нынешнем уровне визуализации информации, странная безликость производимых мною вычислений. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что под многочисленными условными единицами от меня пытаются скрыть суть проводимых исследований. Кроме того, лифт в здании обслуживал, как верхние – надземные – этажи, так и шесть таинственных подземных уровней. Почему таинственных? да потому, что стоило мне туда сунуться, как охранник на входе, невзирая на моё служебное удостоверение, вежливо объяснил, что я ошибся кнопочкой.
При всём при том вывеска у нас была абсолютно легальной! Первые два этажа занимали специалисты в области компьютерной рекламы и компьютерных же игр. А вот с четвёртого по пятый этаж… уж больно серьёзная математика шла в дело для подготовки этих самых игр. Да, новая технология! Да, всё более входящие в моду нейродатчики с обратной связью, позволяющие моделировать прямо в мозгу фантастический мир виртуальной компьютерной реальности… Но при чём здесь лощеные дяди из госдепартамента? Они что, на досуге балуются компьютерными играми или не прочь поучаствовать в компьютерном ролике?
Кроме того, на третьем этаже однажды я имел счастье лицезреть лицо, которое, как всем известно, прочат в недалёком будущем не куда-нибудь, а в президенты. Этот-то что здесь делал, хотел заказать компьютерный тренажер под названием “Если б я бы был бы избран, вы бы сразу… опупели”?!
Короче, всех этих мелочей оказалось достаточно, чтобы мой Буратино проснулся и начал точить свой нос.
Сперва я осторожно принялся за своего шефа. Но через некоторое время вынужден был констатировать полное фиаско. Столь дремучего человека в любой области человеческих знаний, не касающихся его работы, я, пожалуй, до сих пор всё-таки не встречал. Короче, я вынужден был положить глаз на Теда Вернера. Тед работал в конторе уже лет пять и, похоже, неплохо ориентировался во всех нюансах местной общественной жизни. Кроме того, у Теда был весьма распространенный грешок: он любил скрасить неадекватность восприятия двумя-тремя рюмочками. Такие люди в фирмах, деятельность которых окутана загадочным флером романтики, обычно долго не живут. Как в переносном, так и в прямом значении.
Все-таки я неисправим и безусловно принадлежу к категории лиц, для которых язык – это тот ковёр, которым устлана дорога в ад. В неразрывной комбинации с носом – убийственный симптомокомплекс!
Так или иначе я пригласил Теда со мной отобедать.
У нас состоялся весьма примечательный разговор…

Глава 2.
– Ты ведь работаешь в нашем “Раю” лет пять?.. – невзначай поинтересовался я, разглядывая Теда сквозь выпуклые, слегка запотевшие бока рюмки, где на дне плескался самый доступный для доморощенных детективов суррогат “сыворотки правды”.
В ответ Тед глупо оскалился:
– Да, пять лет… выброшенных коту под хвост!
Голова его норовит нырнуть в рюмку целиком, и похоже, что только уши спасают ситуацию. Уши у Теда роскошные, два малиновых пельменя, свидетельствующие о том, что жизнь часто отвешивала их хозяину… по ушам. И в полной мере!
– У меня такое ощущение, что эти ребята ставят свои опыты и на мне… – мрачно ворчит Тед, делая головой такие движения, словно, утратив надежду утопиться в рюмке целиком, размешивает носом остатки коктейля на дне сосуда, изначально хранящего истину.
– Какие опыты?! – невыразительно бурчу я, подстраиваясь под тон разговора.
– Да так… Ерунда. Ты и сам можешь попробовать… Они периодически вербуют бета-тестеров из среды своих же сотрудников…
– А-а-а, – тяну я, пряча и свой нос в рюмку. Не стоит афишировать мой нездоровый интерес к секретам кухни КР. Особенно учитывая контингент уже отмеченных ранее дегустаторов.
Ровно через неделю мне подвернулся случай, принявший внешний облик Спенсера Трапса, заведующего отделом адаптации.
– Вы действительно хотите принять участие в апробации наших новых ВР? – интересуется Трапс, глядя на меня, как на идиота, норовящего засунуть голову в работающий миксер.
– ВР?! А что это такое?!
– Игровые программы нового поколения. Виртуальная реальность. Когда синтезируемый мир практически невозможно отличить от реальности. Человек живет в мире искусственно сгенерированных образов, воспринимая комбинацию реального и синтезируемого миров, как неразрывное целое.
– Я думаю, что непосредственное знакомство с продукцией, разрабатываемой нашей фирмой, мне не повредит, – глубокомысленно изрекаю я, что вызывает совершенно неадекватную реакцию у Трапса. Он вдруг теряет ко мне интерес и поспешно выписывает мне пропуск на минус первый этаж.
Наконец-то! Мечта идиота сбылась. Когда я в лифте спускался на этот первый оказавшийся для меня доступным этаж местного андеграунда, мою драгоценную голову посещает забавная мысль: прогресс – великое дело, и вот уже потенциальные покойники стройными рядами сами спускаются в могилы…
Охранник окидывает меня взглядом, наверняка прикидывая, имеет ли мой труп стандартные размеры или придется его предварительно… модернизировать.
Конечно, во всем был виноват мой комплекс “Буратино”. Его эрегированный нос наверняка возомнил себя, как минимум, тараном и лез в драку, забыв, что сзади по ветру развеваются уши, которые в любых передрягах страдают в первую очередь.

– Итак, вы решили принять участие в апробации нашей новой продукции, – молодой человек, принявший меня на заветном подземном этаже, выглядел, как высокооплачиваемый клерк из солидного банка. Однако мои благодетели начали повторяться: такое ощущение, что я у них первый клиент за последние лет десять.
– Если это не больно, – дурашливо хихикаю я.
– Что? – молодой человек смотрит на меня с таким выражением лица, словно я предложил ему переспать.
– Это я так, пошутил, – уточняю я на всякий случай, чувствуя себя если не полным идиотом, то, по крайней мере, уже на три четверти.
– Это хорошо, что вы шутите, – внезапно объявляет этот образец канцелярского этикета. – Значит, у вас устойчивая нервная система. Как раз такие люди нам и нужны. Кстати, вы женаты?
– Бог миловал.
– Родственники?
– У меня где-то есть дядюшка, но такое ощущение, что он о своём племяннике располагает ещё более скудными сведениями.
– Более скудными, чем что?
– Чем кто! Чем племянник о нем.
Всё, теперь этот хлыщ пришел к законному выводу, что перед ним идиот. Дальше все должно пойти, как по маслу.
– Вы работаете в отделе предварительной обработки информации?
– Да.
– А что вас заставило обратиться к нам?
На этот вопрос ответ у меня заготовлен заранее:
– Естественно, деньги. Ведь вы же платите за участие в испытаниях?
– Ах, деньги, – молодой человек позволил себе улыбнуться, но меня его оскал почему-то не обрадовал.
– Ну, что же, – резюмирует нашу беседу это олицетворение бюрократического благополучия и выписывает мне пропуск аж на минус второй этаж.

Минус второй отнюдь не напоминает мрачные застенки. Сквозь белоснежный кафель не сочится кровь, и сонмы летучих мышей не гадят на головы добропорядочных граждан, деловито снующих по коридорам. Почему-то при режиме повышенной секретности обычно количество допущенных резко превышает число тех, кому “не велено”.
Мне нужна комната U216. Перед заветной дверью я на мгновение замираю. У меня возникает ощущение, что я нахожусь на краю крыши и собираюсь сделать следующий шаг. Ещё есть возможность его не делать – повернуть обратно, пустить своего Буратино на дрова…
Но, скорее по инерции, чем по каким-либо другим связным побудительным мотивам, я его все-таки делаю. Всё остальное, как и полагается в процессе свободного падения, от меня уже не зависит.

Глава 3.
Короче, когда мне выбрили участок кожи за левым ухом, я уже не мог встать и уйти. Но даже если бы я решил в тот момент дать задний ход, стальные фиксаторы, удерживавшие мои конечности, не оставляли мне ни малейших шансов. Когда микросхемка впилась в бесстыдно оголенный участок кожи, мне почудился непристойный звук, словно дебил, давясь и чавкая, припал к хрупкому хрустальному кубку слюнявыми бесформенными губами.
И темнота.
Последнее, что я увидел, это сутулый доктор в белом халате, склонившийся над…

Мрак.
Но мрак не всепоглощающий и стабильный, а зыбкое ничто топкого болота, когда сквозь это засасывающее ничто ещё светит призрачный свет надежды… как далёкий и одинокий кошачий зрачок в вязком полумраке всепобеждающего безумия.
И вот этот свет всё ближе и ближе…
Что там ждёт глупого деревянного мальчишку с не в меру гипертрофированным носом и менее осязаемыми аспектами его богатой творческой индивидуальности…
Свет!!!

Глава 4.
…болезненно яркий свет резанул мне по глазам…
И лишь потом – осознание, что вспышка была в моём собственном мозгу.
Я попытался разлепить судорожно сомкнутые веки…
Первое, что я сумел разглядеть сквозь пелену выступивших слез, был угол лабораторного стола, абсолютно белый, с огромной красной кляксой. Клякса мучительно медленно, словно амеба, готовящаяся к делению, расползлась по столешнице и, достигнув края, свесила вниз тонкие щупальца. И лишь тогда я догадался, что это кровь.
Я скосил глаза и увидел у ножки стола тело доктора, который лежал ничком, засунув правую руку в карман халата, а левую неестественно вывернув ладонью вверх.
По этой желтой, судорожно сведённой ладони я безошибочно определил, что доктор мертв. В поле зрения мне попали ещё чьи-то ноги, занимавшие по отношению к ногам доктора явно антагонистическую позицию.
Возле стола спиной ко мне стоял мужчина в плаще. В правой руке он держал архаичный револьвер. Мужчина беззлобно пнул тело доктора в бок, и оно перевернулось на спину, при этом из кармана халата вывалился аккуратный никелированный браунинг.
– Что с этим будем делать? – услышал я голос за своей спиной.
Мужчина в плаще, не оборачиваясь, глухо произнес:
– Вкатай ему W-22, а потом…
Он сделал многозначительную паузу, и за моей спиной понимающе хмыкнули.
Мне, конечно, было не безразлично, что скрывается за этим зловещим “потом”, но фиксаторы прочно удерживали моё тело в кресле, да и вряд ли на меня стали бы переводить наркотики, чтобы “потом” просто прикончить. С доктором они ведь не церемонились.
– И поторопись! – добавил мужчина, всё ещё не оборачиваясь. – У нас осталось четыре минуты.
Я почувствовал, как под лопатку мне уперлось дуло пневмоинъектора, а потом туман перед глазами стал сгущаться и приобрёл лиловый оттенок.
Мужчина в плаще стал медленно поворачиваться ко мне лицом, и ускользающим сознанием я уловил, что его лицо мне знакомо…
Но туман поглотил всё.

В следующий раз я пришёл в себя от жуткой головной боли. Я всё ещё находился в этом дурацком кресле, но кто-то, наверное, сжалившись, освободил моё бренное тело от всех зажимов и фиксаторов. Мой мозг внутри черепной коробки, похоже, распух от укусов каких-то невидимых пчел, а во рту явственно ощущался привкус крови…
Труп доктора уже унесли и даже вытерли кровь со стола. Лишь парa темных пятен у ножки свидетельствовалa о том, что некоторое время назад здесь разыгралась трагедия.
– Что с этим будем делать? – услышал я за своей спиной и невольно вздрогнул, осознав, что этот кошмар и я вместе с ним движемся по какому-то заколдованному кругу.
Превозмогая адскую головную боль, я заворочался в кресле, силясь разглядеть говорящих. Их было трое. В одном я без труда узнал своего шефа, а двое других были его полной противоположностью. Если у шефа в глазах порой проблескивал огонёк безумия, то у этих глаза были тусклыми, словно под черепными коробками у них была не живая трепетная плоть, а какие-то колесики-подшипники, которые вращались явно с трудом.
– Что делать?! – эхом откликнулся мой шеф и перевёл заинтересованный взгляд со своих собеседников на меня.
Я почему-то под этим умным и почти сочувственным взглядом зябко поёжился.
– Может, его сразу шлёпнуть? – равнодушно спросил один из тусклоглазых, и правая рука у него отработанным движением нырнула за пазуху.
– Можно и шлёпнуть, – благосклонно покивал специалист по засушенным орхидеям. – А можно отправить в
“вивисекторскую”. Сделаем ему трепанацию…
Подобрав поближе к телу безвольно разметавшиеся конечности, я благоразумно замер. Мой шеф подошел поближе, наклонился и заглянул мне в глаза. Я извернулся и лягнул его куда-то в область промежности. То ли у меня совсем не осталось сил, то ли соответствующие органы шефа к данному моменту уже полностью атрофировались за ненадобностью, но мой демарш не произвёл на него никакого впечатления. Он лишь слегка поморщился и покачал головой:
– Ай-яй-яй! А я вас считал интеллигентным человеком. Похоже, без вивисекторской не обойтись, – и, ласково потрепав меня ладонью по щеке, кивнул вялоглазым:
– Грузите!
Тут же две пары проворных и крепких рук подхватили моё измученное тело под мышки, а сознание, отказываясь участвовать в происходящем, меня на время покинуло…

Глава 5.
Кровь! Кровь на стенах!!! Что это?! Иллюзия или кошмарное продолжение конкретной действительности? Распятый человек и… пустота…
Голова была на удивление ясной. Почему-то было холодно. Я попытался сосредоточиться и понял, что лежу, абсолютно голый, на огромном мраморном столе, бескрайнюю равнодушную поверхность которого нарушают лишь желоба для стока крови.
Но ведь я живой! Я живой, сволочи!!!
Чтобы как-то подтвердить этот тезис, я попробовал пошевелиться. Странно, но периферия функционировала вполне удовлетворительно. Я сел на столе и огляделся. Если бы кто-нибудь в эту минуту вошел в прозекторскую, он наверняка бы ошалел. Голый мужик сидит на мраморном столе и крутит во все стороны башкой, словно радуясь, что её до сих пор не открутили. Вдруг (видимо, от непосильного напряжения!) меня посетила гениальная мысль. Чтобы её подтвердить, я поспешно ощупал собственное тело. Никаких таких свежих шрамов и швов … Вот разве что на черепе. За левым ухом…
Черт! Сколько же раз ковырялись у меня в голове? Один, два или три?! Один наверняка: когда внедряли “чип”, второй – скорее всего, когда его модифицировали (а может, и нет! Возможно, что это была уже синтезированная реальность.) А третий раз и вовсе под вопросом: успели из меня что-то извлечь или нет. Или это все же иная ВР, и всё, что происходило после внедрения чипа, лишь игра ума в электронные бирюльки…
Так или иначе, у меня не было никакого желания проверять этот тезис. Пора было рвать когти, иначе я имел шанс, что в моей многострадальной голове продолбят ещё парочку дырок.
Я слез со стола и прошелся по помещению. Мрачноватый зал без окон был уставлен столами, на которых под плотными покрывалами вальяжно расположились: доктор в халате, пара незнакомых личностей, одна прелестная даже на смертном одре девица (очевидно, с мозгами у меня действительно не всё в порядке, иначе моя реакция была бы более адекватной!). И… мой шеф. Теперь уже безусловно бывший. Орхидея засохла окончательно и бесповоротно!
За левым ухом моего незабвенного гербариеведа красовался аккуратный розовый шрамик, какие остаются после вмешательства лазерного скальпеля в интимные процессы, происходящие под черепной коробкой… Но я не успел по достоинству оценить этот неожиданный пикантный нюанс, так как за одной из двух дверей, ведущих в прозекторскую, послышались голоса, и я стал лихорадочно прикидывать, куда может податься в наше время абсолютно голый человек на абсолютно голой земле…
Буквально мгновение я ещё колебался, но затем, очевидно, здоровая натура взяла своё (лечь рядом с мёртвой девицей было бы полным кощунством), и я нырнул под покрывало к моему дражайшему шефу…
– Которого? – голос говорившего сквозь плотное покрывало звучал глухо и надтреснуто.
– Красавицу. Туды её… за ногу!
Таки есть бог на свете! Хотя, в принципе, если бы я сейчас сиганул голым из-под покрывала, я, несомненно, имел бы успех у любой взыскательной и искушённой публики…
Когда возня затихла, я осторожно выглянул наружу. Стол, на котором лежала девица, опустел. В прозекторской, кроме оставшихся жмуриков и меня, на данный момент никого не было. Я поспешно покинул своего шефа, его общество доставляло мне не так уж много удовольствия и тогда, когда он ещё дышал. Когда я заботливо укутывал его сухонькое тельце, мне померещилось, что покойничек из-под полуприкрытых век внимательно наблюдает за моими действиями. Чтобы избавиться от наваждения, я демонстративно повернулся к нему спиной.
Так или иначе это не решало моих проблем. Даже если на меня ещё не открыли сезон охоты, то как минимум тут же вызовут санитаров, стоит мне разок пройтись по коридорам в моём нынешнем костюме.
Сначала я решил завернуться в тогу, лишив покрывала моего дражайшего шефа, но, чуть поразмыслив, пришел к здравому выводу, что в тоге я буду выглядеть ещё более интригующе, чем просто голым. Потом я прикинул, а не раздеть ли мне доктора (хорошо, что хоть девицу забрали, а то при своем нынешнем состоянии я мог дойти бог знает до чего!).
К счастью, пока я мучительно размышлял, в коридоре опять послышались шаги.
Время “растекаться мыслью по древу” истекло. Я встал так, чтобы входящий прикрыл меня дверью (отнюдь не из эстетических, а скорее из стратегических соображений!).
Дверь открылась, на мгновение сузив мое поле зрения до участка крашеного в белый цвет дерева, а потом стала медленно откатываться назад.
Не дожидаясь окончания процесса, я пинком затворил дверь и прыгнул вперед…
Не знаю, то ли вид голого мужика, выскакивающего из тёмного угла, имел столь оглушительный успех, то ли я действительно хорошо приложился, но посетитель рухнул, как подкошенный. Приятно было видеть, что им оказался один из вялоглазых, а завалить такого быка – это вам не… в компьютерные игры играть.
На всякий случай для верности я ещё пару раз стукнул его головой об пол, а затем провел сеанс насильственного стриптиза. Прикинув, что если, прошастав абсолютно голым более часа, я теперь внезапно нацеплю галстук, то это будет слишком даже для моей нервной системы, я использовал его более утилитарно, вывернув вялоглазому за спину руки и крепко скрутив толстые запястья пёстрым куском шёлка, по совместительству являющегося нефункциональным, но неотъемлемым аксессуаром в туалете любого истинного джентльмена.
Костюмчик вялоглазого сидел на мне почти как влитой, а под пиджаком меня плотно обвивала специфическая сбруя. И приятная тяжесть под мышкой намекала на то, что нас ещё рано сбрасывать со счетов. Все-таки мужчина в штанах, но без пистолета – всё равно, что голый!
Я окинул прозекторскую прощальным взглядом, а потом, не удержавшись, внес завершающий штришок. Пыхтя и тужась, устроил всё ещё не оклемавшегося “быка” под одним покрывалом с моим незабвенным шефом. Пускай себе ребята потешатся напоследок и помянут меня добрым словом.
На пороге прозекторской я оглянулся… и вновь мне показалось, что из-под покрывала за мной пристально следит остекленевший шефов глаз.
Я сплюнул три раза через левое плечо и покинул, наконец, сию гостеприимную обитель.

Глава 6.
Перешагнув порог прозекторской, я угодил в лабиринт. Скорей всего, это был один из самых последних подземных этажей. То есть я находился у самого подножия пирамиды с дурацким названием “Компьютерный Рай”.
Проблуждав в лабиринте около часа, я понял, что заблудился. Я совершенно не представлял, в какой стороне находится прозекторская. Хотя, руководствуясь здравым смыслом (это у меня-то!), можно было предположить, что вряд ли транспортировка тел осуществлялась по этому маршруту: разве что покойнички сами проделывали этот путь, неотвратимо двигаясь навстречу зловещему Минотавру, поджидавшему их в прозекторской с плотоядной ухмылкой…
Я поспешно отогнал в глубь сознания этот бред. Скорей всего, ещё в самом начале пути я где-то прошляпил нужный поворот и теперь забрёл бог весть куда. Нужно хотя бы теперь воспользоваться простым и надёжным правилом лабиринта: идти, всё время держась рукой, например, за левую стену. Рано или поздно, но я должен куда-нибудь дойти.
А что потом?! Подняться на лифте, небрежно кивнуть охраннику – и всё? Так меня и отпустят! Но ещё раз ковыряться в моих мозгах я им не позволю. Живым точно не дамся!
Я огляделся по сторонам. Пока правило лабиринта безусловно работало. Пейзаж вокруг хотя и не блистал разнообразием, но явно не повторялся. Оставалось неясным одно: продвигаюсь ли я к выходу или безнадёжно от него удаляюсь?!
Стены – сплошной заплесневелый бетон. Такое впечатление, что это нагромождение поворотов, разветвлений и тупиков создано с какой-то искусственной целью… А тут ещё странное подспудное чувство, словно за мной всё ещё пристально следит остекленевший глаз моего покойного шефа… Мерзкое ощущение: словно ты подопытная крыса, над которой ставят опыт по определению “живучести”. Причем сами экспериментаторы уже давно умерли. Этакие
полуразложившиеся мертвецы, снисходительно взирающие на суету странной формы существования материи, именуемой жизнью. Я даже повертел головой на всякий случай. Вроде никого. Но при современном уровне техники обнаружить скрытые телекамеры практически невозможно.
Где-то в недрах бетонного лабиринта я явственно различил чью-то тяжелую поступь и хриплое астматическое дыхание.
Погоня?!
Ха!!!
Это вам не голого мужика стращать: я в штанах и при оружии!
На всякий случай я замер, всё ещё опираясь левой рукой на стену.
Мои преследователи тоже затаились. Может, их не было вовсе?! Может, они лишь плод моего измученного воображения? Может, виной всему мой истерзанный мозг и те железяки, что успели в него запихать?
Я собрался и сосредоточился. И вновь явственно различил, как кто-то совсем рядом совершил короткую перебежку.
Ну что ж, ребята, валяйте!
Я достал пистолет и осторожно передёрнул затвор. Потом, пятясь, отодвинулся по коридору, заняв такую позицию, из которой любой вынырнувший из-за поворота окажется у меня как на ладони, находясь при этом на расстоянии около двадцати метров. Огромном расстоянии, если кого-то надо достать в прыжке, и оптимальном, чтобы успеть ухлопать его из огнестрельного оружия.
В данный момент я бы выстрелил, не задумываясь. Стоя в позе супермена и сжимая железной рукой рукоять пистолета, палец на спусковом крючке, я собирался дорого продать свою в принципе никчемную жизнь.
Шаги были слышны все ближе и ближе.
– Не дурите, Филипп! – послышался из-за поворота хорошо знакомый голос, – я не знаю, как выглядит в вашем сознании окружающая действительность, НО УВЕРЯЮ ВАС: что бы вы ни видели, это иллюзия!..
В чём-то он без сомнения был прав, мой дражайший шеф, чей окоченевший труп я оставил на мраморном столе в прозекторской в компании с обеспамятевшим “быком”.

Глава 7.
– Энжел, не дурите! Бросьте пистолет. Мы вам ничего не сделаем…
Я прижался пылающим лбом к холодному сырому бетону. Голова у меня шла кругом. Я осторожно пощупал шрам за левым ухом. Шрам вздулся и зудел.
– Энжел, вы же имеете общие представления о ВР. Относитесь к происходящему философски, – не унимался не в меру говорливый ловец сушёных орхидей. – Ваш чип поврежден, и то, что вы видите, всего лишь иллюзии, навеянные электроникой…
– Чем вы докажете, что всё происходящее лишь результат функционирования испорченного чипа? – крикнул я, не особенно, впрочем, надеясь на связный ответ.
– Энжел, ведь вы же математик, у вас должно быть развито логическое мышление, ну, гляньте вокруг повнимательней, неужели вы не видите, что вся окружающая вас действительность абсурдна?! Это всего лишь иллюзия!!! Если вы не будете активно нам противостоять, мы сможем оказать вам быструю и квалифицированную помощь. В конце концов, ведь вы сами пошли на этот эксперимент. И если бы не досадное недоразумение…
Интересно, что он имеет в виду под досадным недоразумением: то, что я ещё не препарирован?!
Я напрягся, потому что, несмотря на экзальтированные вопли блуждающего покойника, явственно различал у себя за спиной ещё чьи-то крадущиеся шаги. Значит, пока наш говорливый усопший заговаривает мне бракованный чип, кто-то решил зайти с тыла, чтобы применить к моей персоне более радикальные способы лечения.
– Вы слышите меня, Энжел?
Слышу, слышу… Я всё вижу и слышу, хотя всё ещё ничего не понимаю.
– Скажите, – крикнул я, чтобы как-то успокоить не в меру разговорившегося мертвеца, – вы живой или мёртвый?
– Конечно, живой, – нервно хихикнул он в ответ, – странный вопрос!
– А в прозекторской на мраморном вы столе смотрелись вполне реально.
– В какой… прозекторской?
Теперь была моя очередь хихикать, но я молча на цыпочках отступил назад и, развернувшись, стал ждать второго оппонента.
Ждать пришлось недолго. Он осторожно выглянул из-за дальнего угла, и я аккуратно влепил ему пулю между глаз! И лишь когда он уже падал, я сообразил, что это был “бычок”, которого я оставил рядом с дражайшим шефом…
Кстати, как он там без меня?! Я круто развернулся…
Не в меру ретивый жмурик несся ко мне по коридору, неправдоподобными скачками подлетая под самый потолок тоннеля, и при этом ещё умудрялся покачиваться в воздухе, словно его поджарый зад служил ему стабилизатором. Глаза у него остекленели, а рот был так широко распахнут, что, если бы в полете с клыков срывались капельки крови, я бы не удивился. Меня пронзил такой ужас, что ноги примерзли к бетону. Двигаясь словно в воде, я медленно поднял руку с пистолетом и, почти не целясь, выстрелил. Я мог поклясться, что видел, как пуля влетела в его распахнутую пасть; но он, кажется, этого просто не заметил. Несмотря на то, что тельце упыря было крохотным и сухим, в тот момент, когда он с размаху в меня врезался, я ощутил, наверное, то, что чувствует в последнее мгновение парашютист, забывший перед прыжком надеть парашют…
Вместе с искрами из глаз из меня вылетело и сознание…

Глава 8.
Странная голубоватая поверхность в тонких, чуть размытых прожилках… словно карта района, сплошь покрытого сетью рек и ручейков… или очень тонкая, почти прозрачная кожа, с причудливым рисунком кровеносной системы… скорей всего, женская… или…
Странно, но такое ощущение, что все это великолепие время от времени скрывается в дымке, словно у меня периодически нарушается зрение. И голова трещит… Я пытаюсь пошевелиться и понимаю, что лежу ничком, уткнувшись носом в мраморную плиту.
Я в прозекторской!!!
– Наконец-то, – слышу я над собой возбуждённый шепот, – наконец-то вы пришли в себя…
Чуть склонившись надо моим неуютным ложем, стоит давешняя девица, которая часа полтора назад (в прошлой жизни?!) занимала соседний столик.
– Ну же, вставайте, – требовательно произносит она. – Если не хотите, чтобы в вашей голове продолбили ещё одну дырку!
Я этого не хочу!
Я пытаюсь встать…
Я опять голый – что за наваждение! Очевидно, как всякое дитя, я обречён каждый раз появляться на свет голым и беспомощным…
С трудом превозмогая какую-то заледенелую твёрдость всех мышц, я сползаю со стола, но, не устояв на ногах, вынужден опуститься на четвереньки. Девица неожиданно хихикнула. Я скрипнул зубами и попытался принять более адекватную позу. Девица кинулась мне помогать, но я уже и так справился. Без неё!
Я стоял, чуть покачиваясь, я был голым и беспомощным, девица крепко поддерживала меня под локоть. Я чувствовал странный болезненный жар, исходивший от её тела.
– Кто вы? – пробормотал я, пытаясь при этом одновременно: заглянуть девице в глаза и не утратить хрупкого равновесия.
– Меня зовут Лилит.
– Я не об этом.
– У нас слишком мало времени!
– Лишь у покойников оно не лимитировано.
– Ну вот, вы сами всё прекрасно понимаете. Вы же не хотите пополнить их ряды?!
Ни черта я не понимаю! Я даже не уверен, жив ли я сам, а насчет неё у меня и вовсе отдельное мнение, которое, правда, я пока не спешу оглашать.
– Оденьтесь! – сказала она и швырнула охапку чьей-то (уж точно не моей!) одежды. Похоже, пока я “дремал” в этот раз, моя случайная напарница успела разоблачить доктора. Кстати, интересно, а кто сейчас “отдыхает” на соседних столах?
– Ну, что же вы?! Нашли время разглядывать покойников. С минуты на минуту сюда могут войти!
А вот на это мне почти наплевать, несмотря на то, что я лишился пистолета и обладаю пока лишь штанами и белым халатом.
Так. Голый доктор на месте. Красавица стоит у меня за спиной, а вместо любителя орхидей расположился убиенный мною “бычок”. Пистолета у него, естественно, нет. Хотя только окончательно спятивший может отыскать в этом безумном хороводе событий естественность и здравый смысл.
– Ну что, долго вы будете любоваться покойниками? Еще немного и я решу, что вы некрофил, – саркастически хмыкает у меня за спиной белокурая бестия, и я вынужден прикрыть здоровяка покрывалом, но при этом умудряюсь незаметно провести рукой у него за ухом. Так и есть – шрам!
– Я готов!
Блондинка неопределенно фыркает и молча направляется к дверям. Я следую за ней. На пороге я оглядываюсь: у меня такое впечатление, будто я покидаю родной дом. Я хмыкаю, чтобы обмануть собственное смятение. Видимо, с головой у меня и впрямь некая неадекватность.
В коридоре сумрачно. Блондинка подхватывает меня под руку и почти волоком тащит за собой. Мои мышцы медленно, но уверенно приходят в себя, и через некоторое время я чувствую себя почти что заново родившимся (не к ночи будь помянуто данное сравнение!!!).
Мы несколько раз ныряем в неприметные боковые ответвления лабиринта и буквально через несколько минут оказываемся в тоннеле. Девица небрежно проводит рукой по стене, и та раскалывается пополам, а за ней открывается ярко освещённое помещение обыкновенного лифта.
Правда, на панели всего две кнопки: одна вверх и вторая, естественно, вниз (хотя я бы ничуть не удивился, если бы стрелка указывала в сторону!).
Двери лифта мягко закрываются, и на мгновение я впадаю в панику. Элементы клаустрофобии, очевидно, присущи любому человеку, но у меня они (оно и понятно, если учесть мое нынешнее состояние) явно гипертрофированы.
Девица развернулась ко мне всем своим роскошным фасадом. Окончательно смешавшись, я начинаю шарить по карманам, забывая, что на мне одежда покойного доктора.
– Ты не поцелуешь меня?
Вопрос застает меня врасплох, но, криво и неуверенно ухмыляясь, я храбро беру блондинку одной рукой за талию, второй при этом роняя на пол связку ключей, случайно обнаруженных в одном из карманов.
– Извини, – бормочу я, начиная ползать на четвереньках в непосредственной близости от пары безупречных (даже в таком непривычном для меня ракурсе) конечностей.
Блондинка нервно хихикает. Лифт плавно тормозит и этим временно освобождает меня от принятия более радикальных решений. С видом заинтересованного идиота я вопросительно смотрю снизу вверх на блондинку. Она холодно пожимает плечами и первой выходит из лифта.

Глава 9.
Этот этаж был похож и не похож на предыдущий. Тот же безумный лабиринт нефункциональных коридоров, но стены – не голый серый бетон, а покрытые чуть облупившейся во многих местах весёленькой разноцветной краской. Блондинка уверенно провела меня по пустым коридорам и остановилась перед ничем не выделяющейся из множества таких же обитых железом дверью:
– Ты готов?
“К чему?!” – мельком подумал я, но на всякий случай кивнул.
– Тогда пошли.
Она рывком распахнула дверь и первой перешагнула порог.
Я самоуверенно ухмыльнулся и шагнул следом.
Бог знает, что я ожидал там увидеть, но, казалось, был готов ко всему! Даже если бы там стоял шикарно сервированный стол, а за ним, урча, пировало семейство канибалов…
Думаю, меня бы это меньше потрясло, чем то, что предстало пред моими глазами.
Там действительно стоял стол. Обычный, канцелярский, на котором ничего не было, кроме одной-единственной дохлой мухи, но за ним, скрестив жилистые руки на впалой груди, сидел… мой шеф! Похоже, решивший доконать меня своей непосредственностью.
– Я рад, что вы к нам, наконец, присоединились, Энжел! – патетично изрек он. – Я знал, что вы во всем разберетесь и сделаете правильные выводы.
Я чуть было не хихикнул, что явно не соответствовало бы торжественности момента. Вот если бы он ещё мне кратенько намекнул на содержание этих моих “выводов”…
– Как вас зовут? – вяло поинтересовался я.
– Теодор, – по инерции произнес мой сушёный Феникс, но тут же взорвался:
– Вы что, спятили, Энжел?!
Если бы! Думаю, в данной ситуации это был бы не такой уж плохой выход, скорее всего, даже оптимальный.
– Извините, это у меня нервное. Я, знаете ли, несколько устал…
Проклятие, я ещё и извиняюсь перед этим чучелом! Абсурд, да и только!!!
– Ладно, – снисходительно ворчит Феникс-Теодор, – отдохните, Энжел. Лилит вас проводит… А потом – за дело!
Я перевёл взгляд на блондинку.
Лилит! Где-то я уже слышал это имя… Наверно, в предыдущих реинкарнациях.
– Он сегодня такой странный, – интригующе шепчет Лилит, почти повисая у меня на руке. Она кивает Теодору и с неожиданной силой выволакивает меня в коридор.
– Куда мы идем? – глупо спрашиваю я.
– Конечно, ко мне! – чуть раздраженно откликается она.
И из её ответа становится ясно, что в тот момент, когда я решил, что дёшево отделался, на самом деле я, как обычно, принял желаемое за действительность.
– Собственно, мы уже пришли, – томно выдыхает женщина-вамп и, чувствуя мою нерешительность, почти вталкивает меня в уютно обставленную комнату, где центральным элементом интерьера служит странно высокая кровать, похожая на алтарь. В данную секунду алтарь прикрыт роскошным чёрного бархата покрывалом.
Блондинка решительно запирает за нами дверь и жестом фокусника сдергивает покрывало с пугающего своими габаритами ложа.
Как и положено у иллюзионистов высокого класса, под покрывалом оказывается совершенно не то, чего вы ожидали.
Теперь понятно, почему ложе показалось мне несколько необычным.
На самом деле это… стол! Стол с огромной мраморной столешницей и вырубленными в ней желобами для стока крови!!!

Глава 10.
Мрамор обжигал спину адским холодом. Перед глазами у меня был потолок, почему-то выкрашенный в чёрный цвет.
Неужели я снова в прозекторской?!!
Туман, клубящийся в сознании, не давал ни малейших шансов вспомнить, что происходило со мной в ближайшие несколько часов. Таким же слоем тумана было окутано будущее…
Я шевельнулся на своём неудобном ложе и попытался нащупать ногами пол.
В дальнем от меня углу комнаты стояло огромное тусклое зеркало, а перед ним на чёрном пуфике спиной ко мне сидела женщина, совершенно нагая, и медленно, завораживающе медленно расчёсывала свои неправдоподобно светлые волосы.
– Ну и горазд ты спать! – сказала она, не оборачиваясь.
Я встретился глазами с её отражением, и мне показалось, что оно живет совершенно самостоятельной, отдельной от этой изящной белой спины и мягкой волны ягодиц, расплющенных о непроницаемо-чёрную обивку пуфика, жизнью.
– Я спал?
Более идиотский вопрос было трудно придумать.
– Ну, сначала ты показал всё, на что способен, – её усмешка обжигала не меньше, чем ледяная поверхность мраморного ложа, – а потом мгновенно отключился.
Я стоял, покачиваясь, и молча смотрел, не в силах отвести зачарованный взор от этой голубоватой, матово светящейся, безбожно похожей на мрамор кожи.
Невольным жестом я коснулся своего разгоряченного лица и с недоумением уставился на руку: пальцы были в крови…
Лилит вновь перехватила в зеркале мой взгляд и хищно улыбнулась:
– Прости, милый, я, кажется, прокусила тебе губу…
А потом, без перехода, спокойно и холодно добавила:
– Ну, раз ты уже пришел в себя, надо торопиться. Теодор не любит, когда опаздывают.
Дьявол! Я совершенно не помнил, что со мной происходило до сна. Напротив, у меня складывалось впечатление, что до того момента, как я проснулся, меня просто не существовало!
– Одевайся, – буднично кинула Лилит.
Сама она лениво вползла в чёрный обтягивающий комбинезон и почти растворилась на фоне чёрной мебели и соответствующего по цветовой гамме интерьера. Лишь копна волос давала возможность определить её местонахождение в пространстве.
Я поспешно натянул такой же чёрный комбинезон и невольно хмыкнул.
– Ты чего? – удивленно вскинула брови Лилит.
–Я стал похож на какого-то… электромонтёра или, может,.. вампира.
–Ты всегда отличился оригинальностью мышления, – хмыкнула в свою очередь она. – Ты уж сам решай, кто ты теперь: электромонтёр или… сантехник.
А действительно, кто я?
Я Филипп Энжел, бывший программист и… И ВСЕ!
Нет!!! Ещё я крыса, лабораторная крыса в учебном лабиринте. Я бегу, натыкаюсь на стены, разбиваю в кровь морду, безуспешно карабкаюсь на стены, падаю в учебные ямы, полные самого настоящего дерьма… А где-то сытые и довольные жизнью морды следят за моими тщетными потугами, лениво ковыряясь в зубах и ещё более лениво делая ставки: кто на что, но в большинстве своём на то, что крыса не добежит.

Вот вам всем!!!

Я поймал на себе внимательный изучающий взгляд Лилит и беспомощно улыбнулся. В ответ она равнодушно пожала плечами и шагнула к двери.
Вновь калейдоскоп разноцветных стен. Совершенно безумное чередование красок!
Но вдруг что-то изменилось в окружающей обстановке. Лилит явно занервничала и ускорила шаг. Стараясь не отстать, я припустил следом. На бегу покрутив головой, я вдруг понял: в коридорах стал отчетливо ощутим запах псины. И откуда-то издалека доносился рокот, словно в недрах лабиринта, медленно нарастая, шумел океанский прибой.
– Что это?
– Псы! – коротко бросила она и теперь действительно побежала.
Звук “прибоя” усилился до того, что в нем уже явственно можно было различить гулкий цокот множества когтей по бетону и надсадное хриплое дыхание сотен глоток.
Лилит в отчаянии стала ломиться в первые попавшиеся на пути двери. Я спиной чуял обжигающее дыхание распахнутых слюнявых пастей…
Первая дверь оказалась запертой. Лилит посмотрела на меня, в ее взгляде сквозили – может быть, впервые за все время нашего знакомства – человеческие чувства: растерянность и покорность судьбе.
Я метнулся к ближайшей соседней двери (смрадное дыхание стало невыносимым!). К счастью, она была не заперта. Почти силой я втащил обезумевшую Лилит в комнату и захлопнул за нами дверь.
В комнате было темно.
– Здесь нам нечего боятся, – мягко сказал я, стараясь успокоить дрожащую от ужаса Лилит. – К счастью, двери открываются наружу. Вряд ли эти псы, кто бы они ни были, додумаются, что надо тянуть за ручку.
– Вы плохо себе представляете, Энжел, с какой силой столкнулись, – раздался из недр комнаты равнодушный мужской голос, при звуках которого Лилит задрожала ещё сильней и беспомощно прильнула ко мне всем телом.
Щёлкнул выключатель, и от внезапно вспыхнувшего света, после тьмы показавшегося мне вспышкой сверхновой, я рефлекторно зажмурился, прижимая к себе хрупкое тело Лилит.
Когда мне, наконец, удалось разлепить судорожно сведенные веки, я увидел…

Глава 11.
– …Ты кто?
Я с трудом вернулся к действительности. Моя русалка проснулась и теперь смотрела на меня с явным подозрением.
Хотя насчет действительности можно было и поспорить. Уж кому-кому, а мне полагалось бы знать, что действительность – явление эфемерное! То, что большинство из нас принимает за действительность, ни в коей мере ею не является. Это может быть бред, галлюцинация, мистификация, наконец, просто желаемое. А действительность – это нечто неуловимое и вместе с тем бесконечно фундаментальное. Толчок крови, гулко отозвавшийся в виске, первое мгновение внезапно родившейся боли. То же, что предлагает разум, чаще всего спорно и на поверку в большинстве случаев оказывается ложным, так как базируется на слишком сложной системе анализа и ещё более запутанной – синтеза.
– Я тот, кого ты встретила вчера в баре.
– Ты принимаешь меня за идиотку?
– Ну почему же, я считаю, что каждый волен…
– Я не о том. Кто ты вообще? Ну, что из себя представляешь, чем живёшь, чем дышишь, когда не… спишь с кем попало?
Вопрос вопросов! Разве я сам не задаю его себе постоянно?! Только этот подлец (то есть я сам!) постоянно ускользает от ответа.
– Я – самый обыкновенный человек, каких тысячи.
– Твой ответ предполагает, что есть люди необыкновенные?!
– Конечно. Причем их необыкновенность может быть как со знаком плюс, так и со знаком минус.
– Гении и злодеи.
– Скорее добрые гении и гениальные злодеи.
– Понятие “гений” не имеет знака.
– Правильно. Знак определяется видом деятельности, на которую они направляют свою гениальность. Точно так же, как не существует адских изобретений – всё зависит от дальнейшего их применения. Например, гильотиной можно обрезать кончики сигар, а можно рубить головы.
– Ты решил в три часа ночи прочесть мне лекцию на морально-этические темы?
– Избави бог! Я лишь продолжаю мысленный спор с самим собой.
– Я и не знала, что ты извращенец.
– О чём ты?
– Под боком у него женщина, а он “с самим собой”.
– Я исправлюсь.
– Когда?
– Прямо сейчас…

Воистину резервы человеческого организма неистощимы. Хотя природа всё же вдоволь поиздевалась над мужским самолюбием, создав… петуха. Еще один недостижимый миф. Как и сама суть человеческой натуры.
Моя русалка вновь спит, и я надеюсь, что в ее очаровательную головку за оставшиеся до рассвета пару часов не взбредёт блажь ещё разок удостовериться, что я не извращенец. Не то я весь остаток жизни посвящу крестовому походу против петухов.
Но, бог с ними, с петухами, вернёмся лучше к нашим… собакам.

– Здравствуйте, Филипп.
– Здравствуйте, мистер Вернер.
– К чему этот официоз? Зовите меня по-прежнему Тедом.
– Ты знаешь его? – жарко зашептала повисшая у меня на руке Лилит.
– Конечно, он меня знает. Именно я посоветовал ему принять участие в эксперименте.
– Это страшный человек! – Лилит съёжилась и стала совершенно непохожа на ту “белокурую бестию”, которая силой вытянула меня из прозекторской.
– Кстати, Тед, а как вы относитесь к смерти?
– Философски. То же и вам советую.
– К вашей я бы тоже отнесся философски.
– К чему эта ирония, – поморщился Тед Вернер. – Лучше прислушайтесь, что делается за дверью.
За дверью действительно творилось что-то невообразимое. Там бесновалась по меньшей тысяча совершенно ошалевших псов. Они скребли когтями дверь, визжали, грызлись между собой и выли, выли, выли…
– Не иначе, как на покойника, – цинично ухмыльнулся Вернер, и Лилит задрожала ещё сильней. – Слышите, как скребутся?! Дверь долго не выдержит. Так не проще ли взять да открыть?!
– Вы сумасшедший, – хрипло выдавил я, одной рукой прижимая к себе Лилит, а второй беспомощно сжимая и разжимая кулак.
– Это я-то?! – вдруг захохотал Вернер. – А ты сам-то кто? Разве то, что тебя окружает, не кошмар? Не бред?! А бред возникает тогда, когда есть человек, его продуцирующий!
– Вы хотите сказать, что во всём виноват я сам? Что без меня не было бы и кошмара вокруг?
– Вот видишь! Ты сам пришел к верному выводу.
– Не верь ему!!! – вскрикнула Лилит. – Спроси у него про чип!
– Чип… – неуверенно начал я.
– Что чип? – ухмыльнулся Вернер.
– Он есть или нет?
– Может, есть, а может, нет.
– Но подземелье, лабиринты…
– А ты уверен, что это не обычные коридоры, трансформированные твоим больным воображением?
– Но псы?!! Они существуют?
Тед брезгливо поморщился, косясь на ходящую ходуном дверь, и нехотя пожал плечами:
– Ну, псы… они, конечно,.. существуют.
И в это время дверь разлетелась в щепки, а в комнату хлынул поток визжащих, воющих, лязгающих зубами тварей…

Глава 12.
Если верить астрологии, то я, рожденный под знаком Скорпиона, каждую ночь, засыпая, умираю, а просыпаясь, рождаюсь заново.
Не знаю, может, в этом и есть какая-то доля истины. Но так или иначе, каждый раз, просыпаясь, я удивляюсь, что все ещё жив…
Холодно… Господи, как холодно! Как слаба человеческая плоть! Стоит температуре чуть отклониться от некого оптимального интервала, как плоть тут же начинает сигнализировать о дискомфорте, а то и вовсе разваливаться на части.
То ли дело сознание! Чтобы заставить его выйти из строя, нужно как минимум его уничтожить (точнее, уничтожить плоть, что тоже может оказаться недостаточным, особенно если верить в переселение душ).
Вопрос же о безумии спорен изначально, так как зиждется на нефункциональных точках отсчёта – морально-этических, которые в принципе нестабильны и в разное время могут быть диаметрально противоположными, а то и вовсе амбивалентными. Так что безумие – это всего лишь нетрадиционная для данного исторического момента форма функционирования разума. Естественно, если не учитывать те формы безумия, когда разум просто исчезает и больной ведет растительный образ жизни…
Собственные построения меня успокаивают, и я уже почти индифферентно начинаю воспринимать тот факт, что я снова:
а) голый,
б) на мраморном столе,
в) в прозекторской.
Проходная пешка вновь выходит на исходную позицию.
Начать жизнь сначала, хорошо это или плохо?
Я сполз со стола и привычно начал с обхода. На соседнем столе лежала Лилит, нагая и прекрасная. Картину портили лишь два едва заметных шрамика на шее, по форме очень похожих на следы зубов. Был здесь и Тед Вернер, и даже сейчас с его уст не сходила ироничная ухмылка. Но на этот раз отсутствовала драгоценная персона моего шефа, а также я не обнаружил милого моему сердцу “бычка”, у которого я ранее периодически одалживал то пистолет, то штаны.
Я содрал с Теда Вернера покрывало и тщательно задрапировался. Меня отнюдь не прельщало, чтобы какой-нибудь пес впал в соблазн попробовать на зуб особо аппетитные части моего многострадального тела.
Участок лабиринта, ведущий к лифту, я прошёл, играючи. Сказывался опыт. Следующий этаж, с разноцветными стенами, тоже оказался не таким уж сложным. Как только до меня начал доноситься нарастающий шум пёсьей погони, я ускорил шаг и почти интуитивно вышел к дверям лифта. Сквозь стремительно сужающуюся щель закрывающихся дверных створок я ещё успел увидеть авангард страшной стаи, мчащейся по моим следам. Двери закрылись, лифт мягко двинулся, два-три глухих удара, донесшихся снаружи, возвестили о том, что разъяренные псы отнюдь не иллюзия.
Хотя я не мог бы сказать, что сей факт вносит хоть толику ясности в общую картину.
Я посмотрел на себя в зеркало, занимавшее почти полностью одну из стен лифта, и невольно расхохотался. Уж больно нелеп был отражавшийся в нём человек: всклокоченный, босой, в какой-то нелепой тоге, с искрой безумия в глазах. Я хохотал до тех пор, пока, обессиленный, не сполз на пол.
Это меня и спасло.
Когда двери затормозившего лифта стали медленно открываться, внезапно на пороге выросла фигура, показавшаяся мне в непривычном ракурсе исполинской. Яркий свет, бивший ей в спину, почти ослепил меня. Но по общему абрису я узнал… несравненную Лилит. Она стояла, широко, по-мужски, расставив ноги, и двумя руками сжимала револьвер.
Белокурая бестия успела выстрелить четыре раза, прежде чем двери лифта начали закрываться. Если бы я стоял, пули бы угодили мне прямо в живот, а так сверху лишь холодным хрустальным дождем посыпались осколки вдребезги разлетевшегося зеркала.
А потом послышался мягкий хлопок, и Лилит, качнувшись, мягко осела, заклинив двери лифта. Они периодически подёргивались, пытаясь закрываться и вновь открываясь, словно пародируя предсмертную агонию.
В щель протиснулся доктор, который бог знает когда “осчастливил” меня ВР-чипом (было ли это вообще?!!), и, пряча в карман белого халата пистолет с глушителем, произнес скороговоркой:
– Кажется, я успел. Как хорошо, что вы ещё живы!

Мне бы его оптимизм!!

– А я ещё жив?! – я попытался вложить в вопрос всю оставшуюся у меня в запасе иронию, но эскулап, похоже, сделал себе какую-то соответствующую прививку, ирония отскакивала от него, как блоха от самого распоследнего плешивца:
– Ну же, поспешим. С минуты на минуту сюда может нагрянуть Теодор!

Да видал я вашего Теодора!!! Почти в гробу и хотя без белых тапочек, но зато босого!
Так и не встав с четверенек, я подобрался к Лилит. Она была прекрасна, как всегда. Я взял ее за руку, рука была теплой. Не верилось, что минут двадцать назад я оставил эту женщину нагой и окоченевшей на мраморном столе с желобами для стока крови…
Да господь со мной, эту ли?!
Я осторожно провел рукой у нее за левым ухом, ожидая (или не ожидая?!) ощутить шрамик от лазерного скальпеля и крохотный бугорок чипа, но тут же отдернул руку. Рука была в крови. Пуля доктора угодила Лилит точно за ухо.
Более чем подозрительное совпадение.
– Ну же, чего вы возитесь?! – нервно озираясь, прошипел доктор.
В тот момент, когда он отвернулся, я спрятал револьвер Лилит в складках своей мантии.
Странно, но истерика к данному моменту у меня совершенно улетучилась, не оставив, кроме огромной чёрной дыры в эмоциях, ни черта!
– Я готов, – сухо сообщил я доктору, протискиваясь сквозь дергающиеся двери лифта.
– Тогда поторопимся, – буркнул доктор и, развернувшись ко мне спиной, двинулся по коридору.
Секунду я смотрел в эту сутулую спину, одновременно прислушиваясь к холодной тяжести револьвера в складках моего одеяния, а потом двинулся следом.
На ходу я оглянулся. Лилит так и осталась полулежать в дверях, а от нее тянулась цепочка кровавых следов.
Но это была не её кровь. Просто я порезал обе ступни об осколки зеркала…

Глава 13.
– Вы не представляете, какой опасности избежали! – экзальтированно всплеснул руками доктор, как только мы оказались в пыльном, захламленном различным медицинским оборудованием помещении. В отличие от комнаты, пальцы у доктора были чистыми и ухоженными, но какими-то излишне подвижными, что оставляло неприятный подспудный осадок. Так и виделось, как доктор этими чистыми подвижными пальцами ковыряется у тебя в мозгах.
– Что, разве на этом этаже по коридорам бегают разъяренные розовые слоны?
– Напрасно вы пытаетесь шутить, – покачал головой доктор, раскладывая на столе хирургические инструменты. – Если бы вы могли РЕАЛЬНО оценить положение вещей…
– Что вы собираетесь делать? – почти равнодушно поинтересовался я.
– Как что?! Конечно, удалить бракованный чип.
– А он действительно существует?
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы уверены доктор, что вы сами… не иллюзия?
– Не понимаю.
– Хорошо, сформируем вопрос иначе: вы уверены, что действительно являетесь элементом действительности?
– Вы просто находитесь под влиянием…
– Вы не ответили на мой вопрос!
– Перестаньте нервничать, сейчас мы извлечем…
– Скажите доктор, разве действительность, которая вас окружает, не вселяет ужас своей безграничной, неистребимой, но такой органичной абсурдностью?!
– Конечно, у каждого индивида рано или поздно возникает ощущение некой неадекватности…
– Доктор, не пудрите мне мозги!
– Вот как раз с мозгами мы сейчас и разберёмся.
Я ухмыльнулся, а доктор, взяв в руки электронный скальпель, шагнул мне навстречу.
Интересно, сколько патронов бывает в револьверном барабане: семь или шесть? Лилит успела выстрелить четыре раза…
На миг представив себя ковбоем, я выхватил из-за пазухи револьвер и выстрелил доктору в лицо. Потом ещё раз и ещё…
Опытным путем было установлено, что в револьверах, аналогичных той модели, которую я держал в руках, – ровно шесть зарядов. Удивляясь собственному спокойствию и равнодушию, я раздел доктора и, отобрав напоследок у него пистолет с глушителем, благополучно покинул гостеприимные покои.
Учитывая всю последовательность моих передвижений, я должен был находится на минус третьем этаже. Значит, до того момента, когда солнечный свет станет, наконец, объективной реальностью, оставалось всего три этажа, ну и, конечно, необходимо было ещё выбраться с данного.
Я абсолютно не понимал, какая цель преследовалась моими постоянными возвращениями в прозекторскую (а может, я её вообще не покидал?). Возможно, это было просто напоминание о том, что человек смертен.
Я проверил обойму пистолета, реквизированного у доктора (в ней не хватало только одной пули, доставшейся Лилит), и начал рейд по этажу в ставших уже привычными поисках лифта.
Все комнаты на этом этаже были забиты электронной аппаратурой, и сам этаж походил на заброшенный склад. Кругом толстым мягким ковром лежала пыль.
Повернув в очередное ответвление, я почти налетел на согнутого в три погибели молодого человека, того самого, что оформлял мне пропуск на первый этаж. Кряхтя и чертыхаясь, он тянул за ноги тело… Теодора. На мгновение он прервал свой нелёгкий труд и, бросив на меня раздражённый взгляд, хрипло буркнул:
– Ну чего встал, как рекламный щит, помоги!
Теодор, несмотря на свою дендроидную комплекцию, оказался тяжёлым и неудобным.
– Куда его? – поинтересовался я, когда мы уже преодолели порядочное расстояние.
– В лифт, естественно, – пожал плечами молодой баловень бюрократического аппарата.
Ну что же, похоже, что в данный момент наши судьбы совпадают.
Когда мы добрались до лифта, я успел пару раз пожалеть о том, что ввязался в процесс транспортировки, хотя в одиночестве вряд ли смог бы вообще отыскать здешний лифт (вход в него был почему-то не из коридора, а из одной ничем не примечательной комнаты), и переменить мнение о нашем неугомонном покойнике: он не был для меня отныне олицетворением засушенной орхидеи, теперь он ассоциировался с самшитом, древесина которого настолько тяжела, что тонет в воде.
– Ну вот и пришли, – смахнул пот с лица тот из моих спутников, который хотя бы внешне был похож на живого.
Мы посмотрели друг другу в глаза, и вдруг я понял, что у этого паршивца намерения аналогичны моим. Несколько мгновений наш поединок взглядов не имел никаких видимых результатов, а затем у моего противника нервным тиком перекосило левую щеку. Дальше всё произошло, как и положено в нормальном вестерне: мы схватились за пистолеты, но я, естественно (не даром же я обошел его в гляделки), был чуточку проворней… Не знаю, что двигало им, а лично я очень не хотел опять попасть в прозекторскую.
Я не поленился и уложил его рядышком с Теодором. Пусть покойнички потешатся напоследок. (Господи, это ведь уже было когда-то!!!). Приятная беседа: то да се… Я вдруг поймал себя на том, что отчетливо её слышу: ребята явно договаривались о том, какие ещё презенты надо подготовить этому лопуху (то есть мне) на следующем этаже. И тогда я, пожалуй, в первый раз заподозрил, что всё-таки медленно схожу с ума.

Глава 14.
Схожу с ума…
Я стоял перед лифтом и всё никак не мог решиться переступить его порог.
В голове, словно дятел, усердствовала одна и та же фраза:
“Боже, как хочется жрать!”
Я уже не мог отличить, является ли это желание воспоминанием или на него наложилось реальное ощущение. Граница между реальностью и сном становилась зыбкой, как никогда…
Двери лифта распахиваются, и я делаю шаг во тьму (наяву? во сне?! или это очередная ипостась какой-нибудь многоликой ВР?!).
Мне страшно. Мне давно не было так страшно. И это не банальный страх Будущего или Прошлого. Это король страхов, это инфернальный страх Настоящего. Первопричина безумия. Это ложь, будто люди кончают свою жизнь самоубийством в большинстве случаев из-за страха перед Будущим. Будущее эфемерно, его может и не быть вовсе, а вот Настоящее… То состояние взаимодействия человеческих психополей, которое определяет так называемую Действительность…
Прочь! Прочь все это нагромождение психобредней! Это всего лишь сон. Я устал! Я бесконечно устал. Я устал от бегства, от постоянного бегства… от самого себя. Я устал от погони!
Может быть, есть что-то очень здоровое в тяге к этому дурацкому жанру Horror. Как в желании засунуть руку в ледяную воду, чтобы потом, окунув её в никакую, вдруг ощутить несуществующее тепло…
Сон… Я сплю… Если я не посплю хотя бы час, весь мой процесс анализа потеряет смысл…

Глава 15.
Странно, когда я был маленький, я совершенно не боялся темноты. Наоборот, забившись в самый тёмный угол, я любил наблюдать оттуда за происходящим, оставаясь в тени. Когда наступала ночь и нормальные люди оловянными солдатиками укладывались в свои кровати-коробки, я словно оживал, выползая из своего тёмного угла, купаясь в ночи и чужих снах…
Никак не соображу, сколько я спал, спал ли вообще, а если спал, то проснулся ли?.. Осталось вспомнить не так уж много.
Минус второй этаж абсолютно не изменился. Как будто под ним нет и никогда не было ни минус третьего, ни минус четвертого, ни минус пятого, ни, наконец, минус шестого с его прозекторской. Тот же бесконечный кафель, то же отсутствие летучих мышей. Только ещё добавилось отсутствие людей. Никто не сновал с деловитым видом по коридорам, никто не восседал с непринужденно-озабоченным видом за письменными столами…
Хм, неужели я умудрился-таки всех истребить?!
Я не удержался и заглянул в ту комнату, где меня осчастливили ВР-чипом.
Никого. Все чисто и прибрано, будто здесь вообще ничего не происходило.
Я подошел к столу, у ножки которого некогда лежало тело доктора, и немного отодвинул его. Так и есть, крохотное пятнышко. Сейчас трудно судить, но скорей всего это следы крови.
До лифта я добрался беспрепятственно. Благо дорога была уже знакома.
Только бы не опять в прозекторскую! Я понимал, что шансы мои равны почти нулю, но я шел вперед, ибо казалось, что, как только я вырвусь из заколдованного круга, мучения мои закончатся сами собой.
Возле лифта меня поджидал Спенсор Трапс.
– Не дурите, Энжел, – тихо пробормотал он, стараясь не глядеть мне в глаза.
– О чём вы? – невозмутимо парировал я, стараясь поймать его ускользающий взгляд.
– Вы прекрасно знаете, о чём. Вы напрасно затеяли всё это.
– Не говорите загадками.
– Чего вы добиваетесь? Хотите расшатать устои сложившейся системы?! Поверьте мне, это вам не под силу! Да и системы нет как таковой. То, что вы можете наблюдать, лишь бледная тень действительности…
– Вы хотите сказать, что действительность ещё более омерзительна?
– Не передергивайте, Энжел. То, что вы видите, и реальность – это “две большие разницы”!
– Вы хотите сказать, что виной всему является бракованный чип?
– Нет, но…
– Тогда у меня есть еще один вопрос – последний!
Трапс глянул на меня с плохо замаскированным беспокойством.
Я беззаботно ухмыльнулся в ответ и, не давая ему опомниться, тут же спросил:
– Если я убью вас, система рухнет?
– Нет, конечно.
– А жаль, это был бы такой простой и прекрасный выход.
– Вы больны, Энжел!
– Я здоров!
– Физически да, но…
– А точкой отсчета вы считаете собственное восприятие действительности?
– Нет, но…
– Прощайте, Трапс!
– Не обольщайтесь, Энжел…
После всех моих похождений дальнейшее было легко и просто: я выстрелил только раз, Трапс отлетел к стене и оплыл, словно подтаявший пудинг.
Странно, но даже после этого чувство, что за мной внимательно наблюдают, не исчезло. Я ощущал себя бессмысленно суетящимся муравьем, которого накрыли прозрачным стеклянным колпаком. Но я адски не хотел обратно в прозекторскую!
На минус первом было также безлюдно, как и на минус втором, и лишь поднявшись на нулевой, я понял, что на самом деле это всего лишь наступила ночь. Не какая-то символически-метафорическая, а самая обычная вульгарная ночь.
Или все-таки она являлась олицетворением моего духовного состояния, кто знает…
Охранник, увидев меня, буквально подавился чаем, который он до этого спокойно прихлёбывал из пластмассового стаканчика. Я улыбнулся ему, и пока он сдавленно булькал и откашливался, пулей вылетел на волю…

За окнами занимается рассвет. Что несет нам новый день? Я никогда не был переполнен оптимизмом, и после всего происшедшего его уровень ни на йоту не повысился.
Я перебрал все события, приведшие к текущему положению вещей. Сказать, что после ночи воспоминаний у меня добавилось ясности, значило бы покривить душой. Но буквально через несколько мгновений наступит день, и, может быть, он внесет свои коррективы. Вот уже и моя русалка беспокойно заворочалась. В блеклых предрассветных сумерках нарождающегося дня я ясно вижу, как трепещут её ресницы.
Вот она открывает глаза. Внимательно глядит на меня и спрашивает:
– Ты кто?
Глупенькая! Если бы я только знал ответ на этот вопрос. Может быть, тогда бы мне удалось даже всю окружающую нас реальность поставить с головы на ноги.
Хотя, с другой стороны, не всё ли равно, является ли реальность абсурдом или абсурд реальностью.
Подспудно я сознаю, что в запасе у меня есть один день и ещё, быть может, одна ночь. А это очень много, особенно второе. С этим не станет спорить даже моя русалка.
Я улыбаюсь почти искренне:
– Я – Филипп Энжел.
– Я не об этом, – сладко зевая, произносит моя водоплавающая. – Я хотела спросить, ты, случайно, не извращенец?
Господи, я чувствую, как у меня начинает расти гребень, но делать нечего, надо держать марку.
Ну, хвостатая, берегись!

Конец первой части.

Часть вторая

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЭДЕМ

“При отсутствии прямых свидетельств теория с необходимостью должна основываться на аналогиях с подобными обычаями, бытующими в других местах”.
Д. Д. Фрезер, “Золотая ветвь”

Глава 1.
Я проснулся достаточно поздно. За окном уже давно наступил день. Светлый и солнечный. При ярком дневном свете все мои похождения воспринимались отстраненно, как обыкновенный ночной кошмар. Наверное, где-то и существовала фирма “Компьютерный Рай”, возможно, там действительно были подземные этажи, но вот события… Тут я уже был не так уверен, как ночью.
Я встал и начал одеваться. Сейчас я не мог бы точно сказать, чьей была эта одежда изначально, моей или нет. Проверил карманы. Бог знает, что я собирался там обнаружить! Но там был бумажник с солидной суммой наличными и одной-единственной визитной карточкой: Филипп Энжел, ведущий программист фирмы “Компьютерный Рай”…
И снова я не мог точно сказать: хранил ли я в бумажнике собственную визитную карточку или это всё же бумажник доктора, а карточку я ему всучил из тщеславия перед тем, как мне начали брить череп…
Кстати, как он там, мой многострадальный? Я ощупал голову. За левым ухом прощупывалось какое-то утолщение, но был ли это след лазерного скальпеля, бугорок чипа или просто царапина, я не знал.
Единственное, что было определенным и вносило некоторую ясность, это пистолет с глушителем. Холодный и блестящий, он мирно покоился во внутреннем кармане пиджака, словно дремлющая под камнем змея.
– Ты уже встал?
Моя русалка успела почистить чешуйки и выглядела весьма привлекательно (по крайней мере, наверняка лучше, чем я, который провел почти бессонную ночь, перемежающуюся то кошмаром, то сексуальными эксцессами).
– Я приготовила завтрак.
Боже!!! Какая идиллия! Ради этих мгновений стоило лечь на мраморный стол.
Я пил обжигающий черный кофе в обществе очаровательной блондинки, расслабленно прикидывая, что мне теперь стоит предпринять.
Первое, что я собирался сделать, это как ни в чём не бывало наведаться в фирму, а там на месте сориентироваться. Но самое главное, необходимо было попытаться проникнуть на шестой этаж, только теперь уже не подземный, а надземный.
Я честно попытался систематизировать все события, происшедшие (или примерещившиеся мне?!) за последние несколько дней, но затея, похоже, бесславно провалилась. Мозаика так и не удосужилась сложиться в сколь-нибудь осмысленную картину. Прозекторская, упыри, стрельба по живым мишеням, секс на мраморном столе, а на втором плане едва различимая фигура кандидата в президенты и тени в армейских мундирах. Воистину кошмар, достойный испорченного чипа.
А сам чип? Он существует или нет? Заменен ли нормальный экземпляр бракованным, и кто та таинственная личность в плаще? Ведь я уверен, что узнал его. Просто теперь никак не могу вспомнить имя…
– Что ты теперь собираешься делать? – поинтересовалась моя златочешуйчатая, глядя на меня грустными глазами из-под золотой челки.
– Ну, во-первых, я всё-таки хочу узнать твоё имя. Я за ночь успел представиться, и неоднократно, а вот ты… Может, хотя бы теперь откроешь мне тайну своего имени?
– Лучше позже, чем никогда, – искренне улыбнулась она и спокойно добавила:
– А зовут меня Лилит.

Глава 2.
Скорей всего, я всё-таки не в своем уме! И даже дедушка Фрейд мне теперь не поможет.
Ниточки, за которые дёргает тот, кто поставлен управлять судьбами, явно перепутались, а некоторые свились в тугой узел и теперь стали никому не подвластны. Следствие и причина поменялись местами, и я бы даже не удивился, если бы узнал, что…
Нет! Только не это!!!
Я не представлял, смеяться мне или плакать. Она стояла передо мной и невинно хлопала глазами, а я вдруг ощутил под задницей убийственный холод мраморного стола.
– А я Филипп, – с абсолютно идиотским видом заявляю я, так как совершенно не представляю, что ещё можно сказать в данной ситуации.
Лилит легко и искренне смеётся, и, как ни странно, от её смеха мне становится чуть легче.
– То, что ты Филипп Энжел, – отсмеявшись, говорит она, – на протяжении ночи ты твердил постоянно, словно пытаясь убедить в этом не только меня, но и себя самого. То, что ты Филлип, у меня возражений не вызывает, а вот что касается Энжела, то ты далеко не так бесплотен, как можно было предположить на первых этапах нашего знакомства.
– Я просто всегда пытаюсь выполнить взятые на себя обязательства (“Даже если они мне явно не по силам!”).
– И какой следующий пункт твоих обязательств?
– Фирма “Компьютерный Рай”.
– Я пойду с тобой.
– Но…
– Я пойду с тобой.
Я посмотрел ей в глаза и… сдался. В конце концов, если она сейчас туда не попадет, возможно, этим будет нарушено безумное переплетение событий, которые… уже свершились. К чему может привести возникновение темпоральных парадоксов, не может предсказать даже весь Компьютерный Рай вместе взятый.
Лично я парадоксами был уже сыт по горло.
При ярком солнечном свете моя вчерашняя мания преследования испарилась без остатка. Город выглядел настолько привычным и обыденным, что совершенно не верилось, будто в его недрах могут существовать какие-то лабиринты с минотаврами. Каждый спешил по своим делам, и всем было абсолютно наплевать на соседей. Идиллия!
Я остановился перед зданием, которое занимал КР, невольно дивясь, как за столь банальным фасадом может скрываться столь неортодоксальная суть. Мне вдруг показалось, что я пигмей, окруженный сверхъестественными бетонными великанами. Внутри каждого из них постоянно происходят какие-то непостижимые процессы метаболизма, внешние признаки которого у непредвзятого зрителя вызывают ужас и содрогание. Чего стоит, например, процесс утренней дефекации, когда из всех отверстий, расположенных на уровне почвы, вдруг начинают выбегать крошечные, подвижные такие экскременты, деловито суетящиеся и спешащие от одних бетонных монстров к другим, наверняка являющимся убеждёнными копрофагами…
Я невольно вздрогнул и поёжился: скорей всего, такая неадекватность восприятия была связана с вживленным некондиционным чипом.
– Может, ты передумал? – услышал я рядом с собой сочувственный голос Лилит.
Я снисходительно улыбнулся, как заправский супермен, но это почему-то вызвало странную реакцию. Лилит покачала головой и печально сказала:
– Я бы не советовала тебе с таким настроением совать голову в пасть льва, но ты, конечно, не станешь слушать ничьих советов.
Удивительно проницательная женщина!

Глава 3.
Не знаю, чего я ожидал. Что мои увеличенные портреты будут расклеены по всем стенам КР вместо обоев? Или что в вестибюле меня будут ждать небольшой броневичок и группа захвата?!
Ничего этого не было. Охранник скользнул сонным взглядом по моему удостоверению и лениво спросил:
– Мадам с вами?
Я кивнул, и мы с Лилит оказались на территории КР.
Возвращение в Рай! Ха!
В моём кабинете за моим столом сидел Теодор и просматривал мои последние расчеты.
– Наконец-то вы изволили выйти на работу, – ворчливо произнес он, демонстративно игнорируя Лилит.
– Я был болен, – выдавил я, с трудом сдерживая истерический смех, уж больно свежа была в памяти картина, где Теодор-упырь, клацая зубами, скакал по коридорам.
– Но сейчас вы, надеюсь, здоровы? – спрашивает он и кидает на Лилит красноречивый взгляд.
– Я тоже надеюсь, – смиренно потупив взор, отвечаю я, одновременно прикидывая в уме, кто из нас более искусный лжец. Я ему, например, не верю ни на йоту! А он мне?! Неужели его абсолютно не интересует, что со мной происходило во время апробации их новой Виртуальной Реальности? Как вообще соотносится ВР с действительностью?!
– Вы должны предоставить ваши расчёты руководству сегодня в двенадцать часов.
– У меня всё готово.
– Я вижу, – Теодор брезгливо отодвигает от себя мои расчёты и встает. Уже у двери он не выдерживает и, полуобернувшись, роняет:
– Надеюсь, туда вы пойдёте один? – и иронично улыбается, чуть приподняв левый уголок верхней губы, отчего на мгновение обнажается огромный жёлтый клык.
Когда дверь за Теодором захлопывается, я ещё долго не могу выйти из оцепенения. Стрелка моей уверенности в адекватном восприятии действительности опять основательно поколеблена. Из оцепенения меня выводит голос Лилит:
– Ты пойдёшь?
– Конечно.
– Наверное, я напрасно пришла с тобой… сюда.
– Ещё не поздно уйти.
– Нет, я буду ждать тебя здесь. Ничего они мне не сделают.
Проклятие! Так был чип или его не было? Заменён он другим или нет? И начинен ли я электроникой в данный момент?! Самое паскудное то, что если у меня искажено восприятие действительности, я это никак не могу проверить. Даже обследовав себя с помощью приборов, я не узнаю, удалён чип или нет, так как просто неадекватно буду трактовать показания приборов!
Возможно, мир Виртуальной Реальности – это и есть различные экзотические проекции неисчерпаемого мира действительности?! Но тогда получается, что различные взгляды на одни и те же события – это лишь констатация того факта, что эксперты живут в разных реальностях. А абсурд действительности – это всего лишь неверно выбранная проекция, и стоит лишь перебраться в иную ВР… Но тогда, манипулируя перемещениями из одной ВР в другую, мы можем создать иллюзию закономерности абсурда…
Лилит смотрит на меня с таким видом, словно я безнадёжно болен, а она медсестра, которая всё знает, но врач приказал ей не подавать вида, что она и делает.
А кстати, она та же самая Лилит или нет? Странно, но я не могу с уверенностью утверждать ни того, ни другого. И вообще, что из того, что со мной происходило и происходит реально, а что иллюзия? Пистолет в кармане – реальность, но, с другой стороны, пользовался я им неоднократно, а Теодору хоть бы хны!.. Ну, а сам-то я живой или нет?! Может, я так и лежу в прозекторской, а мой медленно угасающий мозг устраивает мне прощальную экскурсию по местам боевой славы и бесславья.
Бог знает, до чего бы довели меня все эти умопомрачительные построения, но тут в кабинет заглядывает Тед Вернер!
–Привет! – как ни в чём не бывало кивает он. – Ты готов?

К чему?!!

Глава 4.
Мы идём к лифту! Ошибается тот, кто считает, что жизнь – это движение вперёд. Жизнь – это бесконечная езда в лифте. Вверх, вниз, вверх, вниз, начиная с момента зачатия и заканчивая тем мигом, когда тело откатавшего своё спускают на последний в его жизни этаж – одна из виртуальных реальностей завершила свое существование.
Говорят, что у самцов рыбок гуппи окраска хвостов строго индивидуальна. Не существует двух одинаковых хвостов. Может, ВР – это тоже своего рода хвост, зависящий от индивида, им обладающего?!
– Ты давно знаешь Лилит? – неожиданно обращается ко мне Вернер.
– А вы?
Он в ответ неопределённо пожимает плечами, а мне, честно говоря, абсолютно не хочется уточнять его ответ.
Лифт резко замер, и створки его дверей, словно нехотя, распахнулись. Мельком я глянул на указатель этажей и невольно сбился с шага. Седьмой этаж! Но ведь в здании только шесть этажей (если, конечно, не считать подземных)!
– Испугался? – спросил, не оборачиваясь, Тед Вернер.
– А вы?
Тед хмыкнул, но промолчал.
Я ожидал, что мы будем блуждать по лабиринту коридоров, как и нижних этажах, но, сделав всего пару шагов, мы остановились перед дверью, обитой светлой кожей.
– Прошу, – шутовски поклонился Тед, распахивая передо мной створки.
Я шагнул вперед и оказался между двумя хорошо знакомыми мне “мясо-молочными” братьями.
– Привет, ребята! – пожалуй, приветствие прозвучало чересчур фамильярно и наигранно.
Тот, который одалживал мне штаны, молча протянул руку.
– Я подаю по субботам.
– Не паясничай и давай сюда пистолет, – холодно процедил он.
– А разве пистолет – не иллюзия?
– Филипп, не устраивайте цирк, – прозвучал у меня за спиной усталый голос Вернера. – Вас уже давно ждут.
Ну, ждут, так ждут. Я нехотя расстаюсь с пистолетом, и меня пропускают в следующую комнату. По площади она напоминает ангар для самолётов, но искусно поделена подиумами на ряд зон. Есть здесь зона отдыха с массой тропических растений и удобными мягкими креслами, сгруппировавшимися около низкого массивного столика, уставленного бутылками. Я инстинктивно делаю шаг в сторону этой заповедной зоны.
– Нам пока не туда, – слышу я за спиной ироничный шёпот Теда.
Есть зона чисто канцелярская. Огромный письменный стол (на нем обязательно должна быть дохлая муха, но я с такого расстояния не могу её различить), и восседающая за столом монументальная фигура Трапса.
Но есть ещё зона, в которой, на огромном (мраморном!) столе стоит странный макет. Похоже, это макет бетонного лабиринта, в котором я недавно играл в догонялки с Теодором.
– Энжел! – радостно гудит Трапс со своего помоста. – Наконец-то. Мы вас уже заждались.
С чего бы это? Я мельком бросаю взгляд на свои часы: ровно двенадцать (полночь?).
– Итак, вы готовы?
К чему я должен быть готов?! А, всё равно… Но вы-то сами готовы?
– Если вы имеете в виду расчёты, то…
– И расчёты тоже! Давайте сюда ваши бумажки.
Трапс выбирается из-за стола, а я, сделав шаг ему навстречу, вдруг вижу на столе дохлую муху. Длится это мгновение, затем воздушный вихрь, вызванный передвижением Трапса, сметает иссохшийся трупик на пол, и слоноподобная ступня припечатывает его сверху могильной плитой.
Трапс берёт у меня листки с расчётами и небрежно швыряет на свой необъятный стол. Затем он улыбается, а я чувствую себя мухой, на которую вот-вот обрушится всесокрушающая ступня.
– Я думаю, вы не откажетесь пропустить стаканчик? – ласково гудит Трапс.
Не дождётесь! От этого я не откажусь никогда!
Мы вместе с Трапсом восходим на подиум, где коротконогий массивный столик, кажется, слегка прогнулся под тяжестью целого взвода разнокалиберной посудины. Тед Вернер наливает коньяк в четыре пузатые рюмки. И лишь когда каждый из нас берёт в руки причитающуюся ему посудину, я осознаю, что нас трое, а сосудов…
Интересно, кому предназначена четвёртая рюмка? Теодору, Лилит или?..

Глава 5.
Ещё когда я был маленький, я подметил за собой одну удивительную особенность. Точнее, особенностей было вдоволь, но особо я отметил одну. Когда бы я ни загадал, каким должно быть продолжение ситуации, ни разу события не развивались так, как я предполагал. То возникали непредвиденные обстоятельства и ломалось то, что в принципе не могло ломаться. Например, раскалывался гранитный монолит, пролежавший на одном месте века и переживший два артобстрела и одну бомбардировку. Или поезд, всю жизнь курсировавший по одному и тому же маршруту, вдруг давал крюк по параллельной ветке в связи с тем, что на основной велись ремонтные работы, которые не велись тут со дня прокладки пути! А люди, те вообще вдруг начинали вести себя так, что невольно возникало сомнение в их психическом здоровье (или даже в собственном).
Эта способность делала мою жизнь непредсказуемой, что в свою очередь помогало мне сохранять спокойствие и здравый рассудок в любых абсурдных ситуациях. Великое дело – привычка! Когда абсурд окружает тебя с детства, к зрелому возрасту начинаешь испытывать дискомфорт, если он начинает сходить на нет. Кстати, у большинства людей жизнь складывается аналогично, только они постфактум думают, что готовы были к сюрпризам априори…
– Не пей! – явственно услышал я чей-то шепот и застыл, переводя взгляд с Трапса на Вернера, но у них обоих был такой невозмутимый вид, что я почти поверил в то, что фразу произнёс мой внутренний голос. Неужели проказник Буратино решил взяться за ум? Не поздновато ли, братец?!
– А вот, кстати,.. – бодро начал я, совершенно не представляя, чем буду заканчивать (как пить дать – каламбур! – опять в прозекторской).
Но в это время распахнулась дверь, и в зал бодрым пружинистым шагом вошёл моложавый мужчина, чье имя было тесно связано с надвигающимися выборами.
Только политики мне не хватало! Хотя работать в системе и надеяться, что находишься вне её – для этого нужно быть полным идиотом, одной железяки за ухом маловато.
– Здравствуйте, – лучезарно улыбнулась надежда избирателей и протянула мне крепкую загорелую руку.
– Это наш ведущий программист из лаборатории N6, – поспешно произнес Трапс, – тот самый, ну, помните, который…
– Я помню, – улыбнулся этот образец настоящего мужчины и крепко пожал мою руку.
Ишь ты! Я стал заметной фигурой, обо мне помнят кандидаты в президенты.
– Мы довольны вашей работой, мистер э-э-э…
– Энжел, – услужливо подсказал Трапс.
– За успех нашего общего дела, – произнес претендент и поднял четвёртый бокал.
Я физически ощутил, как меня переполняет счастье. Я поспешно схватил предназначавшейся мне бокал – и снова едва слышный шепот за спиной:
– Не пей!
Я пристально посмотрел в глаза Теду Вернеру, но он мне лишь подмигнул и негромко произнес:
– Надеюсь, ты не жалеешь, что в свое время послушался моего совета.
Мне вдруг показалось, что я выпал из равномерного упорядоченного течения времени. Совершенно неожиданно для самого себя я ощутил чуждость той реальности, что меня окружала. Словно бы то, что происходило, происходит и будет происходить, я наблюдаю со стороны, и взгляд наблюдателя, который я постоянно ощущаю на себе, – это мой собственный взгляд, который совершенно отстраненно наблюдает за тщетными потугами лабораторной крысы вырваться из учебного лабиринта. И эта крыса тоже я. Наблюдение за наблюдателем, который наблюдает за своим наблюдателем, будучи при этом наблюдаемым…
– Что с вами, Энжел? Вы плохо себя чувствуете? – участливо поинтересовался Трапс.
– Похоже, я немного устал, – я покосился на макет лабиринта, стоящий на соседнем подиуме, и мне показалось, что я вижу там крохотного человечка, голого, но с пистолетом в руках. Вот фигурка замерла на миг, приподняла голову, и мы встретились с ней глазами…
Я залпом выпил свой коньяк.
Наверное, этого не следовало делать. Голова у меня закружилась, ноги подкосились, я покачнулся… Лабиринт стал стремительно приближаться…
Нет! Только не в прозекторскую!!!

Глава 6.
Мрак.
Мрак – и одна единственная светящаяся точка. Она одиноко висит в пустоте, но без неё мы бы никогда не поняли, что всё остальное – это мрак и пустота. Может быть, точка – это начало. Начало чего? Хотя разве это важно?! Важно, что она есть, и теперь уже можно чётко определить, что всё остальное – мрак.
Мрак и пустота!
Я пытаюсь открыть глаза и вижу склоненное надо мной лицо Лилит.
– Вот видите, я же говорил, что он скоро очнётся, – слышу я рядом мужской голос.
Я пытаюсь отыскать глазами говорящего и вижу доктора, наполняющего из ампулы шприц.
– Сейчас сделаем укольчик, и мальчик будет у нас, как новый! – щебечет он.
Я хочу сказать, что мне не нужно никаких уколов, но обнаруживаю, что язык совершенно не повинуется. Впрочем, тело тоже. Я пытаюсь отчаянно моргать, но на этот демарш никто не обращает внимания.
Лилит держит меня за руку и приговаривает:
– Всё будет хорошо, всё будет хорошо…
Когда? И что вы под этим подразумеваете, дьявол вас всех побери?!
– Придержите у него руку, Лилит.
Да, конечно, Лилит… Сами вы удержать меня не можете, а вот повязать женщиной… Да еще вовремя коньячка налить…
– Сейчас, сейчас мы сделаем укольчик, и он будет у нас, как огурчик…
Укольчик, микросхемку имплантируем, потом нажмем на кнопочку…
– Ну вот и прекрасно…
Хотя… всё далеко не так плохо… у меня есть работа, которая мне, в принципе, нравится… у меня есть Лилит… Что ещё человеку надо? В конце концов, всё не столь уж абсурдно, как может показаться с первого взгляда… Ведь если я один замечаю этот абсурд… Может, его и нет вовсе? Ведь кто такой я?! Точка… А точка, даже если она светится, так исчезающе мала… Свет её теряется на фоне всепобеждающего мрака…
– Сейчас он поспит пару часиков…
Свет гаснет… Скоро его не будет уже видно совсем. Только… мне… кажется… что я… что-то… забыл… Что-то не учёл… Или… потерял…
Мрак…

Глава 7.
Пора подвести итоги. В конечном счете всё упирается в одну деталь: был ли чип или не был (и если был, то заменили его модифицированным аналогом или нет?!).
Действительно, совершенно безразлично: привиделось ли мне всё то, что я считаю происшедшим со мной за последние дни, или это действительно произошло – так или иначе, на душе остался некий осадок, который является гальваническим слепком действительности. Почему гальваническим? Да потому, что этот процесс дает возможность покрывать предметы тончайшим слоем другого вещества. Вроде с виду и золото, а ковырнешь – внутри вульгарная медь. А кроме того, когда-то на гальванику уповали те, кому во что бы то не стало хотелось оживить покойничков…
Я с трудом раскрыл глаза и почти что вздохнул с облегчением. Во-первых, я не лежал, а сидел. А во-вторых, находился не в прозекторской!
Меня везли в кресле-каталке по коридору КР. Повсюду были распахнуты двери, в коридор выглядывали оживлённые сотрудники, беззастенчиво глазея на меня, и возбуждённо переговаривались. Я наклонил голову, пытаясь разглядеть тех, кто толкал моё кресло, и чуть не выпал из него от удивления. Я ожидал увидеть кого угодно: Лилит, Теодора, Вернера… Но за моим креслом с видом триумфатора вышагивал сам лично – опора и надежда нации – кандидат в президенты. Похоже, я невольно стал чем-то вроде знамени его предвыборной кампании.
Я прикинул, не сделать ли мне ручкой всей этой толпе, но в последний момент решил, что это будет диссонировать с имиджем уважаемого кандидата. А кроме того, я совершенно не чувствовал своего тела. Я как бы наблюдал за всем действием со стороны.
– Ну как, ты не жалеешь, что послушался моего совета? – услышал я приглушённый голос Теда Вернера у себя за спиной.
Я попытался ответить, но не смог даже разлепить пересохших губ.
В это время наше шествие, очевидно, достигло своей цели, мы прибыли в банкетный зал, где стоял великолепно сервированный стол. Претендент направил мою каталку прямо к нему.
Проклятие! Они что, решили подать меня к столу?!
Тем временем претендент разродился пламенной речью: о том, что наш КР стал прообразом самого настоящего рая. И недалек тот день, когда, используя достижения и разработки КР, райская благодать выплеснется на головы всех окружающих.
Какой такой рай и какие достижения он имел в виду, я совершенно не понимал. Мне вдруг жутко захотелось жрать, именно не есть, а жрать. Хватать со всех блюд деликатесы руками и пихать, пихать их в рот!
– А сейчас, – бодро выкрикнул претендент и улыбнулся так, что, если в зале ещё и были скептики, то после этого акта они напрочь бы вымерли, – мы переходим к следующему пункту нашей программы.
Все расселись за столом, и откуда-то сбоку выскочил всклокоченный и возбужденный Тед Вернер, преувеличенно жестикулирующий, словно диск-жокей, абсолютно лишённый координации движений.
– Внимание! Минуточку внимания, – экзальтированно выкрикнул он, – а сейчас – гвоздь программы! Несравненная Лилит и её похотливые мальчики!..

Гады! Они знали, как меня достать!!!

Я хотел крикнуть и не мог. Холод сковал мое тело. Неужели это всё мне лишь кажется?! А на самом деле мой медленно остывающий труп лежит сейчас на холодном мраморном столе в прозекторской?!!!

Глава 8.
Я всегда восхищался непоколебимо уверенными в себе людьми. Это ж надо, кругом всё так зыбко и непрочно, большинство жизненных постулатов зиждется лишь на аксиомах, а есть люди, марширующие по жизни бодро и без затей, как хорошо оплачиваемые наёмники на чужой территории. Неужели над ними не витает тень Лобачевского, который, заменив всего пару аксиом, получил совершенно ИНУЮ геометрию? Ведь если хотя бы только представить, что большинство явлений в жизни неоднозначны, и на мгновение перетасовать замшелый набор стандартных аксиом, то мы неожиданно для самих себя взглянем на жизнь под совершенно непривычным углом. И всё, что раньше было просто и ясно, вдруг обретёт неведомую многозначность, сложность и противоречивость, гротесковую абсурдность, пугающую своим правдоподобием. И в этом лабиринте безуспешно мечется крохотная фигурка человека, даже не подозревающего, что в тот момент, когда он, наконец, обнаружит выход, то сам станет всего лишь тенью…

Лилит стояла под жадными взглядами десятков глаз, гордо вскинув белокурую голову, и пела… Ах, как она пела! Низкий, чуть хрипловатый голос уводил в сказочный мир, зыбкий и нереальный, где нет проклятого детерминизма и убийственной конкретики. В сказочный лес, безнадёжно утопленный в остановившейся реке времени, в которую теперь можно было войти и дважды, и трижды. А если очень захотеть, то и вовсе вернуться к истокам и начать жизнь сначала…
Очарование нарушали только два здоровенных лба (один из них однажды уже делился со мной самыми интимными аксессуарами современного настоящего мужчины, то есть штанами и пистолетом), старательно изображавших из себя похотливых мальчиков.
Лилит пела. И вся эта масса потных и жирных тел стала восприниматься как сборище призраков. Самыми реальными персонажами в это время были я и Лилит. Мужчина и женщина. А всё остальное лишь блеклая плесень на наших путаных взаимоотношениях.
Я напрягся в кресле, но наш обожаемый претендент положил руку мне на плечо и промычал:
– Сейчас ещё не ваше время, Энжел.

Не моё?! Значит, у меня есть всё же шанс, что ещё придет МОЕ время?!!
С другой стороны ко мне наклонился Теодор (я абсолютно не уловил момент, когда он здесь объявился) и, тихонько хохотнув, сунул мне за пазуху какой-то сверток.
– Я думаю, это вам пригодится, когда придёт время, – тихо шепнул он и, сделав шаг назад, растворился в толпе.
Я всё ещё не мог пошевельнуть пальцем, но тяжесть револьвера за пазухой придавала мне уверенности.
“Мальчики”, которые до этого пытались изобразить спор по поводу того, кому достанется прекрасное женское тело, сделали вид, что они оба решили Лилит застрелить: достали пистолеты, по-детски надули губы и громко сказали: “Пуф!”.
Лилит оборвала песнь на высокой скорбной ноте и опала на пол грудой цветных лохмотьев.
– Браво, браво! – сочным и очень мужским голосом выкрикнул претендент и, снисходительно похлопав меня по плечу, добавил:
– Вы знаете, Энжел, Лилит – это какое-то чудо.
Я-то знаю, а откуда это знаешь ты, гнида?!!
“Мальчики” тем временем подхватили Лилит и под бурные аплодисменты вынесли её из зала. Мне показалось, что она и в самом деле потеряла сознание.
– А теперь прошу к столу! – зычно выкрикнул Трапс, хотя все уже и так сидели за столом.
– Какой непроходимый дурак, – доверительно шепнул мне претендент, непонятно кого имея в виду: Трапса или меня.
Потом воцарилась тишина, изредка прерываемая звяканьем посуды и междометиями.
Ах, как они жрали!
Это тоже была песня. Песня всесокрушающего чревоугодия. Они жрали так, словно занимались любовью: задыхаясь, теряя контроль над лихорадочными движениями, полуобморочно закатывая глаза и сладострастно повизгивая.
Лишь претендент ел аккуратно, словно свершая священный, но уже порядочно надоевший ритуал.
Я мог бы поклясться, что у всех присутствующих, кроме него, за левым ухом обязательно есть маленький розовый шрамик, какие остаются после вмешательства лазерного скальпеля.

Глава 9.
Жутко не люблю холод. В жару, обливаясь потом, всё жё остаешься разморенным, но человеком, а в холод… Взбадривая на первых порах, он в какой-то момент начинает напоминать, что человек смертен… Может, обычай предавать тела покойных огню как раз и возник в противовес ледяному дыханию смерти.
Вы замечали когда-нибудь, какие руки при рукопожатии вызывают у вас наибольшее неприятие? Конечно, горячие влажные руки не бог весть какое удовольствие, но холодная вялая рука однозначно ассоциируется с дохлой рыбой…
Я чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег безжалостным прибоем.
Почти все гости банкета успели уже основательно набраться.
Трапс, вскочив со своего места, отчаянно дирижировал импровизированныи хором. Тед Вернер беззастенчиво “клеил” соседку, которая была старше его как минимум вдвое. То тут, то там мелькал неугомонный Теодор, неожиданно вновь обретший былую форму, рот у него был полуоткрыт, клыки сверкали, а на губах алела то ли кровь, то ли капля красного вина. Похотливые мальчики, алкоголя не потреблявшие, цедили из высоких стаканов молоко и не спускали с меня оловянных глаз, словно ожидали, что я вот-вот высуну язык, и очень боялись пропустить столь знаменательный момент. Даже претендент, слегка осоловев, скользил тяжелым мутным взглядом по толпе, не задерживаясь ни на чьём лице, словно вообразил себя следящим монитором. В воздухе витало какое-то напряжение, давящая духота, пронизанная тоской и ожиданием. Как перед грозой.
Внезапно объявился юный образчик суперсовременного делового человека (тот самый, который миллион лет назад выдал мне путевку в местную преисподнюю) и жадно припал к уху претендента. Претендент при этом благосклонно кивал головой, бросая косые взгляды на меня.
Какой ещё сюрприз они мне готовили? Что ещё такого можно было придумать, чтобы жалкое подобие человека, каким я являлся в данный момент, могло ещё больнее почувствовать свою беспомощность и ничтожество?! Допустив меня якобы в ряды избранных, они не могли придумать ничего лучшего, чем устроить этот кошмарный пир на глазах парализованного человека! Сейчас они растянут со стола остатки и что тогда?!! Будут жрать друг друга? Или, наконец, сжалятся надо мной и прихлопнут мимоходом, как муху… А может, я всё-таки в прозекторской? И меня собираются препарировать, чтобы, поперчив и посолив, подать к столу? Или они уже давно жрут меня – унижая, ставя в идиотское положение, заставляя лишний раз убеждаться в собственной беспомощности.
Я вдруг ощутил, что моё тело, которое до этого момента было абсолютно мне не подвластно, вновь обрело хозяина. Я незаметно пошевелил пальцами. Они слушались!
– Вот и прекрасно, – удовлетворенно рыгнул претендент и добавил:
– Народ хочет, чтобы вы сказали ему речь! – и подмигнул мне гаденько.
Ох, не стоило ему этого делать!
Я подмигнул ему в ответ, чем поверг его в явное недоумение, а потом извлёк из-за пазухи револьвер, который мне презентовал Теодор, и без лишних слов всадил претенденту пулю в середину лба.
Думаю, после этого акта он уже ни на что претендовать не будет. С сего момента и впредь!
Многочисленные гости с визгом кинулись из-за стола врассыпную. Я для тренировки успокоил еще троих, сняв их аккуратно и без спешки – как в тире, а затем, подкатив в своей ублюдочной коляске к застывшему соляным столбом канцелярскому мальчику, поймал его за галстук и с силой притянул к себе. Мальчик стыдливо прикрыл ладошкой свой лоснящийся нос, словно испугался, что я его откушу.
Плевал я на его нос! Меня интересовал лишь один вопрос. Я с трудом разлепил пересохшие губы и прохрипел:
– Где Лилит? Отвечай, гнида!
Во внезапно воцарившейся тишине мой голос прозвучал отчётливо и резко, но странно, я совершенно его не узнал.

Глава 10.
…бетонный лабиринт, в сетях которого мухой бьется загнанное человеческое существо. Стены прочны, а архитектура настолько запутана, что даже Ариадна бессильна со своей нитью. Где уж такому элементарному методу соперничать с эшеровскими построениями! И вот уже у “мухи” обессиленно опускаются лапки, она ещё ползет из последних сил по вертикальной стене, но уже слабо представляя, куда и зачем. И невдомек ей, бедняге, что это нагромождение – всего лишь жалкий макет, и стоит взмахнуть пару раз крыльями – чуть приподняться над суетой, – и многое, что казалось монументальным и несокрушимым, покажется банальным и примитивным. А то, что раньше было безусловным, окажется сотканным из одних сомнений, а сами сомнения неожиданно обернутся ключом к пониманию…

– …Лилит?! – прохрипел я, разумом понимая, что если и дальше с такой силой буду продолжать тянуть гадёныша за галстук, то просто его придушу, так и не услышав вразумительного ответа. Вон он уже и глазёнки выпучил, словно я тяну его не за третичный половой признак, а за самый что ни на есть непосредственный.
Я чуть ослабил хватку, и побагровевший красавчик просипел слабым голосом:
– Она… она… в… прозекторской…
Этого следовало ожидать!
Всё так или иначе возвращается на круги своя.
Я оттолкнул заморыша и, наконец, встал в полный рост. Инвалидное кресло-каталка жалобно скрипнуло и, словно придя в бешенство, что упустило добычу, закрутилось на месте.
– Где Теодор?! – рявкнул я, и заморыш присел и, похоже, обделался.
– Я… я… не… в… курсе…
– Где доктор?!!
– Я… не… в…
– Где Вернер?!!
– Я… не…
Зал к этому моменту уже окончательно опустел, все расползлись по щелям, словно тараканы. Весь стол был завален обьедками, а в самом центре его, мордой в салат, лежал ни на что уже не претендующий претендент и благосклонно мне улыбался.
Впереди меня опять ждала прозекторская.
И, значит, вновь всё нужно было начинать сначала.

Конец второй части

Часть 3

АНГЕЛ В АДУ

“Земную жизнь пройдя до половины,
Я оказался в сумрачном лесу…”

Данте, “Божественная комедия”

Глава 1.
Странное зрелище являли собой коридоры “Компьютерного Рая” для неискушённого посетителя. То и дело то тут, то там путь преграждали завалы из письменных столов, компьютерной техники и прочего барахла. Кое-где у завалов горели костры, и угрюмые бородатые дядьки пили чай из лабораторной посуды. Пару раз меня окликали, но, лишь расслышав мое имя, почтительно расступались, словно я был прокажённым или местным мессией.
Я не знал, плакать мне или смеяться.
– Ну, что, джентльмен, всё ищешь приключений на свою голову? – внезапно прозвучал хриплый голос у меня за спиной.
Я стремительно оглянулся в предвкушении драки, но страшного вида бродяга вдруг попятился и невнятно забормотал:
– А… это… вы… простите. Я вас сразу не узнал…

Один! Один в этом непонятном и пугающем мире. Если я ничего не понимаю и воспринимаю действительность, как бред, то это ли не ярчайшее свидетельство моего безумия?! Особенно учитывая, что все остальные воспринимают происходящее, как должное. Один без взаимопонимания – безумная муха, бьющаяся в стекло, до полного изнеможения, до того момента, пока подсушенный временем трупик не упокоится на бескрайней поверхности чьего-то стола… пока безжалостная и равнодушная рука не смахнет подсохшее тельце на пол…
Я должен определить цель собственного продвижения. Куда я стремлюсь? Неужели моей единственной и неизменной целью является прозекторская?!! Что происходит? Что действительно реально, а что болезненный плод моего воспаленного воображения? Что первично в конечном счете: здоровое желание моей плоти или витиеватая игра ума?
Да полно! Был ли мальчик?! При чём здесь ум? При чём здесь я?!! При чём здесь жизнь? Чего я хочу от жизни: толику телесных утех и покоя? Неужели моя Виртуальная Реальность втиснута в столь банальные жесткие рамки? Что вообще со мною происходит? Может, это всего лишь бунт умирающих гормонов? А что потом? Неужели дальнейшее – молчание?! Ничто?!!

– Ты чего, джентльмен?! Ты чего на меня вылупился?!! – залепетал перепуганный обыватель. – Я совершенно ни при чем! Я ничего не понимаю, о чем таком вы тут говорите!! Чего вы, собственно, хотите?!!
А действительно, чего? Вот вопрос вопросов! Хотя, как ни парадоксально это звучит, в первую очередь я всё жё хочу в прозекторскую!

Лилит, где ты?!!
Будь проклята любая Виртуальная Реальность, где нет тебя, где нет…

Внезапно я услышал нарастающий рокот, словно шум прибоя. Что это? Псы?!
Люди на баррикадах заволновались, начали готовиться к бою. А я? Должен я принять в нем участие, или у меня своя война?
– Шли бы вы отсюда, Энжел! – услышал я рядом голос Теда Вернера, впрочем, вполне доброжелательный. – Сейчас тут будет не до вас.
– Это псы? – спросил я, хотя мне было абсолютно наплевать, какой облик примет смерть на этот раз.
– Это в каком же смысле? – фыркнул Вернер, потом устало улыбнулся и добавил:
– А впрочем, отчасти вы правы. Это солдаты.
И действительно, из-за поворота появились солдаты в полевой пятнистой форме. Увидев баррикаду, они бросились врассыпную, залегли и без предупреждения открыли огонь. В отличие от защитников баррикады, вооруженных исключительно огнестрельным оружием, солдаты были экипированы бластерами и лазерами. Мгновенно во многих местах вспыхнула бумага, деревянные столы, задымились пластиковые корпуса мониторов. Я застыл, завороженный этим ззрелищем. Вот она, современная “электронная” война: оказывается, ведение боя при помощи компьютера – это не выбор оптимальной стратегии, а вульгарное использование их блоков вместо кирпичей для строительства баррикад и принятие к сведению, что при горении они выделяют разъедающий лёгкие дым.
Но защитникам всё-таки удалось на время отогнать солдат за угол коридора, причём на полу осталась лежать без движения добрая их половина.
Я оглянулся на Теда Вернера и невольно вздрогнул. Я до этого неоднократно видел результат действия лазерного скальпеля, но эффект от применения боевого лазера по сравнению со скальпелем был сопоставим с действием топора.
– Уходите, Энжел, – прохрипел Вернер, потом внутри его что-то булькнуло и изо рта хлынула кровь.
Я растерянно покрутил головой. Уцелевшие защитники баррикады покидали её, рассредотачиваясь по кабинетам, явно готовясь перейти к партизанской войне.
И тогда я побежал!

Глава 2.
Странно, но те истины, что я исповедовал всю жизнь, те постулаты, что я считал незыблемыми, оказывается, в большинстве случаев никого, кроме меня самого, и не интересуют. Когда это понимаешь в двадцать, то перестройка, занимающая определённый отрезок времени, не носит такой всесокрушающий характер, как в тот момент, когда тебе уже перевалило за сорок.
А жизнь, как это ни банально звучит, отнюдь не компьютерная игра. Когда ты пытаешься начать её сначала, она вовсе не собирается восстанавливать твои порядком растраченные ресурсы. И более того, я подозреваю, что ресурс даже этих возможностей весьма ограничен.

…Я бежал…

Я бежал по коридорам “Компьютерного Рая”, и перед мной, как в кошмарном гигантском калейдоскопе, мелькали жуткие картины, которые я успевал разглядеть сквозь множество распахнутых дверей бесчисленного количества кабинетов.
Седьмой этаж оказался отнюдь не седьмым небом. Скорее его можно было сравнить с седьмым кругом ада, где вопреки волe великого Координатора оказались свалены все грехи и пороки разом. Кругом царил хаос, горела компьютерная техника, дрались люди, вооруженные чем попало: от ножек, отломанных от столов и стульев, до тостеров, включённых в сеть и со снятой со спиралей изоляцией или электрокофемолок с искусно развороченным корпусом, чтобы металлические лопасти могли вспарывать живую плоть…
В одной из комнат четверо мужчин, одетых в вечерние костюмы, били ногами пятого, который лишь корчился на паркетном полу и тихо повизгивал…
В другой перезрелая морщинистая матрона тискала перепуганного мальчика…
В третьей две длинноногие девицы пытались распанахать бритвами физиономии друг другу…
…в сто двадцать третьей кого-то методично и хладнокровно насиловали…
…в тысяча двести какой-то жрали и гадили одновременно…
…в одной из комнат дверь оказалась закрытой, но из-под двери в коридор медленно и неотвратимо расползалось кровавое пятно…
…стон, яростные вопли, чавканье и звериный рык…
Впереди, наконец, уже замаячила спасительная дверь лифта, ноги предательски подкосились, и я упал…
Наверное, от удара некоторое время я был без сознания…
Потом я полз… А когда вновь обессилел, лежал, подтянув колени к подбородку, и ждал, что кто-нибудь сжалится и добьёт меня.
А потом я услышал нарастающий мерный рокот. Одно из двух: либо это были псы, либо солдаты. Встречаться ни с теми, ни с другими в мои планы не входило.
Собрав остаток сил, я сделал решительный бросок, вскарабкался по косяку и нажал кнопку вызова лифта. Я буквально просочился между на миг приоткрывшимися створками. Или это мне только показалось, что они отворились на миг, а на самом деле у меня просто абсолютно разладилось взаимопонимание со временем. Створки лязгнули, отрезая меня от мерцания пылающей электроники, от запаха теплой крови… От всего этого безумия. Но только не от звуков.
Рокот усилился до такой степени, что у меня стали вибрировать не только барабанные перепонки, но даже позвоночник. Я слепо пошарил рукой по стенам кабины.
Выбора особого не было. Кнопка была единственной. И я её нажал.
Лифт дернулся и пошёл, но не вниз, а вверх!

Глава 3.
Может, всё-таки мое восприятие нещадно меня обманывает. Может, все те мерзости, что я вижу вокруг, лишь навеяны мне бракованным чипом. Или я просто запутался в сложном переплетении отдельных проекций многомерного реального мира.
В конце концов, есть же и положительные элементы в этой безумной чехарде… Например, Лилит…
Лилит, увижу ли я её ещё когда-нибудь? Может, она тоже мираж?! Ведь наши отношения настолько алогичны, что скорее всего тоже представляют из себя некую Виртуальную Реальность: нестабильную и ирреальную, которая наверняка не может существовать в тех условиях, в которых существуют большинство ВР.
Лифт резко затормозил, встряхнув мои многострадальные мозги, словно в тщетой попытке упорядочить тот хаос, что безраздельно царил в них.
Я судорожно начал шарить за пазухой, пытаясь извлечь револьвер, но двери распахнулись ещё до того, как я успел принять позу стопроцентного супермена.
Я ожидал чего угодно: огня, псов, райских кущ, гурий, солдат с лазерами наперевес…
Но за распахнутыми дверями был… каменный лабиринт.
А значит, где-то рядом прозекторская.
Я победно улыбнулся. Похоже, моё влияние на этот мир не столь уж эфемерно. Или это всего лишь демонстрация иронии самой жизни: даже поднимаясь вверх, ты падаешь вниз.
Однако стоило мне покинуть уютную территорию лифта, как на меня с двух сторон навалились “похотливые мальчики” и стали выкручивать мне руки. Наша возня грозила затянуться, но тут кто-то, очевидно, сжалившись, тюкнул меня по затылку, и спасительная тьма приняла меня в свои объятия…
Лилит, я иду к те…

Сначала пришла боль. Потом осознание того, что мне уже на всё наплевать. И лишь затем я стал воспринимать окружающее, хотя по-прежнему отнюдь не был уверен в его адекватности.
Передо мной за письменным столом, развалясь, сидел Теодор.
– Ну вот вы и пришли в себя, Филипп! – злорадно хихикнул этот псевдовампир и игриво погрозил мне скрюченным пальчиком:
– А вы шалун! Надо же, при ваших данных и такие амбиции!
Я попробовал пошевелиться и едва не вскрикнул от боли – мои руки были вывернуты за спину и крепко примотаны к стулу, на котором я сидел.
– Вы же мертвец, Теодор, – усмехнулся я, силясь не обращать внимания на боль в суставах.
– Кто бы говорил, – хихикнул Теодор, раскладывая на столе хирургические инструменты.
– А скажите, Теодор, вы и в самом деле вампир, или это лишь один из ваших подавленных комплексов?
– Вы считаете, Энжел, что для вас это настолько важно… в данный момент?
– Вы правы, мне уже абсолютно на всё наплевать. После того, как я смог взглянуть на некоторые особенности нашей действительности под непривычным углом, во мне осталось лишь два чувства, борющиеся между собой: апатия и отвращение.
– Вам просто не повезло. Если бы чип был кондиционным…
– Значит, чип был?
– А какое это имеет значение?
– Всё же приятно осознавать, что часть мерзости мне лишь кажется.
– Всё зависит от критериев оценки. То, что вам кажется мерзостью, в реальности может обернуться всего лишь… осознанной необходимостью…
– Где-то я уже слышал эти слова, – сказал я, пытаясь отвлечь внимание Теодора и одновременно силясь освободить связанные за спиной руки.
– Наверняка от моих предшественников, – кивнул Теодор, выбирая ланцет покрупнее. – Ведь это объективная истина.
– Необходимость сделать из меня жертвенного тельца?!
– Не передёргивайте, Энжел. Если бы вы не совали постоянно свой нос куда не следует, ваша персона вряд ли кого-нибудь заинтересовала бы.
– Значит, вы собираетесь ампутировать мне нос? – спросил я с невольным облегчением (одна из верёвок неожиданно поддалась, и я почти высвободил левую кисть).
Теодор с подозрением покосился на меня, но, очевидно, решив, что я от перенапряжения слегка “тронулся”, кровожадно оскалился и подмигнул:
– И нос тоже!

Глава 4.
Конечно, упырь-любитель был прав. Все зависит от критериев оценки. В любом факте можно отыскать как положительные, так и отрицательные стороны, что облегчает жизнь людям, привыкшим манипулировать фактами (например, политикам), и усложняет простым обывателям, по крайней мере, той их части, что положила себе за правило пытаться анализировать факты, а не слепо существовать в навязанной им виртуальности.
Что лучше: занять жёсткую позицию, основываясь на однобоком и, возможно, ошибочном восприятии действительности, или, понимая всю сложность ситуации, выбрать позицию стороннего наблюдателя, пытаясь отгородиться, как щитом, этим пониманием?!
Кто знает, может, как раз болезненный переход от летаргического состояния наблюдения к попытке активного взаимодействия со средой и является причиной большинства самоубийств. Когда абсурдность многокритериального выбора загоняет бывшего наблюдателя в тупик.
А может, в этом виновато само осознание многокритериальности.
Воистину, умножая знания, умножаешь скорбь!
Теодор, оскалившись, стал медленно приближаться ко мне, вытянув перед собой правую руку с зажатым в ней ланцетом. Я был готов к этому. К этому моменту рука у меня уже была свободна. Памятуя о поразительной прочности гениталий самодеятельного упыря, я наподдал ему по той руке, которая сжимала ланцет. Результат превзошел все мои ожидания: рука Теодора описала широкий полукруг, и ланцет легко и с каким-то особым шиком вонзился ему прямо в горло.
Теодор издал судорожный всхлип и, не прекращая саркастически ухмыляться, медленно завалился на бок. Несколько мгновений я в оцепенении глядел на него, а потом поспешно стал высвобождать второе запястье.
Меня почти не пугала мысль о том, что в его намерениях, возможно, и не было никакого такого особого умысла: может быть, бедняга собирался всего лишь освободить меня от некондиционного чипа. Мною двигала высокая цель: я спешил на помощь Лилит, и все препятствия, которые возникали на пути, не могли помешать этим устремлениям и задержать меня даже на миг. И все-таки от вида (а особенно запаха) крови меня слегка мутило. Похоже, что я начинаю действовать, как заправский персонаж той ВР, что меня породила. Неужели это единственный доступный путь разрешения конфликтов?
Я обыскал труп Теодора и в заднем кармане обнаружил аккуратный никелированный браунинг. Ну что же, в штанах и при пистолете я почти супермен.
Не знаю, на что я надеялся, неужели действительно на то, что, поднявшись на несуществующий восьмой, девятый или Бог знает какой этаж, на самом деле угодил в подземелье… Скорее всего, я решил, что чувства меня опять обманули, как делали это уже не раз. Так или иначе, проблуждав по лабиринту с полчаса (а может, несколько дней, я уже ни на йоту не верил собственной способности ориентироваться!) я вышел к дверям прозекторской.

Глава 5.
Все события, происшедшие со мной за последнее время, были настолько причудливы и алогичны, что я абсолютно не понимал, какие грани явлений реальны, а какие являются плодом моего воспалённого воображения.
Теперь я стоял перед дверями прозекторской, сжимая в правой руке браунинг, и был готов пинком их распахнуть, как вдруг меня охватили сомнения.
Лилит! Моя последняя надежда и цель в этой (неужели я ещё могу надеяться на иную?!) жизни. Но действительно ли я хочу достичь этой цели? Или меня по жизни гонит именно желание достичь? Что будет, когда желание исполнится? Скорее всего, одно из двух: либо мне нечего будет желать (чем не смерть?), либо я поставлю себе иную цель. А значит, предыдущая была всего лишь вехой и в конечном счете миражом, тонущим в безмерных глубинах времени.
Я пинком распахнул дверь в прозекторскую.
“Похотливые мальчики” склонились над столом, на котором неподвижно лежало нагое тело Лилит. Выстрелил я, не раздумывая, а стрелял я всегда неплохо.
Тело Лилит было холодным, но каким-то внутренним чувством я сознавал, что она жива. Я мельком окинул взглядом прозекторскую, все остальные мраморные столы были пусты и словно ждали кого-то.
Я подхватил Лилит на руки и понёс.
Куда я шёл? Я и раньше не мог ответить на этот вопрос, а теперь… Впрочем, не всё ли равно. Любая ВР, какой бы кошмарной она ни была, стала бы моим родным домом, если в ней существовала бы Лилит, и любая ВР обернулась бы кошмаром, если бы я её там не нашёл.
Тело Лилит было холодным, тяжёлым и твёрдым, но мне показалось, что оно потихоньку отогревается. По мере того, как мои силы таяли, на её бледном лице всё больше и больше разгорался румянец. Неужели, чтобы она ожила, мне придется умереть? Что ж, будь что будет!!!
Впереди, где коридор лабиринта делал резкий поворот, послышались шаги, и я вынужден был оборвать свои размышления. Нет, я не собирался умирать, напротив, я созрел, чтобы взорвать эту ВР изнутри.
Я осторожно опустил тело Лилит на пол и извлёк из кармана браунинг.
– Не стреляйте, Энжел! – доктор осторожно выглянул из-за угла, лицо его было почти таким же бледным, как у Лилит. – Я хочу вам помочь.
– С чего бы это?
– Я знаю, как вывести её из коматозного состояния.
– Хорошо. Подойдите поближе, но учтите, доктор, я стреляю…
– Я знаю, как вы стреляете.
– И держите руки на виду.
– Хорошо-хорошо…
Доктор осторожно приблизился и присел на корточки возле Лилит.
– С ней всё в порядке, – произнес он, пощупав пульс, – она просто спит…
Я не спускал с него глаз, я никому уже не верил.
– С чего это вы суетитесь, доктор?
– А вы разве не догадываетесь, Энжел?
– Нет.
– Оглянитесь вокруг, что вы видите?
– Ничего, кроме бетона.
– А как вы думаете, что вижу я?
– Я думаю, то же самое.
– А почему?
– Если вы рассчитываете своими нелепыми вопросами отвлечь мое внимание…
– Да напрягитесь же, Энжел! Ну как вы не понимаете, что…
Раздался негромкий хлопок, и доктор ничком завалился рядом с Лилит. Вокруг его головы медленно расползалось красное пятно. Но на этот раз стрелял не я.

Глава 6.
Широко осклабившись, ко мне приближался Трапс. В левой руке он держал пистолет с глушителем. Я не стал дожидаться запланированного им развития сюжета…
Трапс оказался на редкость живучим. Я всадил в него четыре пули, прежде чем он окончательно затих. Интересно, надолго ли?! Но это были ещё цветочки, а вот, когда в дальнем конце коридора показался Теодор, ползущий по моему следу… Руки у него были в крови, из горла торчал ланцет, но он полз, ловя воздух раздувающимися ноздрями.
Доктор, Трапс, Теодор… не слишком ли много покойников для одной мизансцены? К тому же по телу недавно убиенного доктора вдруг волной прокатилась судорога.
Недолго думая, я подхватил на руки уже совершенно оттаявшее тело Лилит и кинулся бежать, куда глаза глядят…

Глава 7.
Лилит открыла глаза и испуганно посмотрела на меня:
– Ты кто?
Она меня не узнала! Но ведь я её узнаю!.. Я чувствую, что я брожу совсем рядом с разгадкой, с тем местом, где я смогу, наконец, отыскать ответы на все вопросы, но всё ускользает из-под пальцев, словно туман. Ведь я уже почти догадался, что означают эти мультипокойники, мои и их бесчисленные реинкарнации, при чем здесь модель лабиринта, мушиный трупик и как всё это связано с ВР.
Лилит – вот ключ к разгадке! Не весь этот безумный хоровод вокруг смерти, а совсем наоборот…
– Я Филипп, ты разве меня не помнишь, Лилит?
– Филипп?! Нет. Не помню… Это ты меня раздел, Филипп?
– Нет… Не я… По крайней мере, в этот раз.
– А разве мы с тобой раньше уже встречались?
– Да… в другой жизни.
– Разве может быть какая-нибудь иная жизнь?
– Погляди вокруг: что ты видишь?
– Бетон, кругом серый бетон…
– Как ты думаешь, так было всегда?
– Мне кажется, что… нет…
– Но ты чувствуешь, как вся эта бетонная громада давит на нас?
– Конечно!
– Значит, в первую очередь нам необходимо отсюда поскорее выбраться…
– Не могу же я выйти на улицу в таком виде!
– Мы попытаемся подыскать что-нибудь, – с сомнением пробормотал я, не будучи уверенным даже в том, что нам дадут возможность отыскать здешний лифт.
Я пересчитал оставшиеся в браунинге патроны: как раз, чтобы нам обоим без помех застрелиться. Но я решил, что это можно будет сделать и позднее, когда картина станет абсолютно ясной, особенно, если не оправдаются некоторые мои предположения…
Ведь было во всем происшедшем некое звено, которое выпало из моего поля зрения с самого начала..
Вдруг у меня возникло чувство, что если я сейчас не побегу, то умру. Не знаю, насколько идентичные чувства испытывала Лилит, но она, тревожно глянув на меня, сдавленно прошептала:
– Бежим!
И мы побежали. Где-то в недрах лабиринта выли и бесновались псы, терзая теплую человеческую плоть. Из некоторых боковых ответвлений тянуло смрадной гарью, и тревожные красные отблески на миг озаряли наши лица. Далекие раскаты грома и духота надвигающейся грозы, и не было облегчения!

Глава 8.
Мне иногда кажется, что моя память, как хищник, просто играет со мной, то выпуская острые цепкие когти далеких подспудных воспоминаний, нежданно-негаданно вспыхивающих в моем мозгу раскалёнными угольками, то внезапно стирая мягкими лапками невыносимые гнетущие отпечатки текущих событий. То отпустит, то поймает, словно кошка, забавляющаяся с мышью перед тем, как убить ее.
Мы с Лилит вышли к лифту, когда отпущенный нам ресурс сил был на исходе…
Вероятно, это произошло не случайно. Где-то кем-то было запланировано, что мы подойдем к конечной точке, находясь на гребне эмоциональной нагрузки.
–Ты любишь меня? – тихо спросила Лилит, и была в этом вопросе такая обречённость и беспомощность, что я невольно судорожно сглотнул.
– Я… конечно… ты же… сама прекрасно знаешь…
– Иногда мне кажется, что знаю, а порой… я начинаю думать, что выдумала тебя. Или ты меня…
– Нас выдумало время, а мы выдумали его. Наша реальность не менее виртуальная, чем все прочие, и я думаю, что нам под силу попытаться воздействовать на ход её развития…
– Неужели ты думаешь, что у нас есть хоть малейший шанс что-либо изменить?
– Я думаю, есть. Если не собственной жизнью, то, возможно, собственной смертью.
– Тогда едем, – покорно кивнула Лилит.
Мы вошли в лифт, где традиционно на пульте была лишь одна-единственная кнопка. Я, не колеблясь, её нажал, приготовившись к тому, что лифт опять рванет вверх, но он… рухнул вниз. Мы с Лилит зависли в воздухе, беспомощно распластавшись, как две выброшенные на берег медузы.
– Филипп! Я люблю тебя!!! – в отчаянии вскрикнула Лилит, и тут лифт резко затормозил.
Последнее, что я увидел, был стремительно надвигающийся на меня пол кабины… Почему-то похожий на нежную женскую кожу с сетью голубоватых прожилок… Мрамор?.. во мраке…
…Как холодно… Господи, как холодно и одиноко! Неужели это моя судьба – каждый раз попадать в этот мир голым и беспомощным?
Я открыл глаза. Конечно же, я лежал, уткнувшись носом в холодный мраморный стол. Голубые прожилки причудливо ветвились, образуя аллегорический узор перепутанных человеческих судеб. Чем не психоэмоциональная карта нашей ВР! Куда бы ни вело меня сознание, подсознание с настойчивостью идиота приводило к одному и тому же месту. В прозекторскую!

Глава 9.
Они все были здесь! И Теодор, и Трапс, и Тед Вернер, и претендент, и “мальчики”… И Лилит. Каждый занимал отдельный стол, кроме мальчиков. Эти чинно и пристойно делили один на двоих. Каждый из них был наг, холоден и тверд. Это не было похоже на смерть, скорее смахивало на анабиоз.
Неужели я такая же жалкая марионетка, как и большинство персонажей этой ВР?! Неужели даже Лилит настолько чужда мне, что мои слезы, капающие на её нагую грудь, не могут пробудить к жизни её сердце.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я, как безумный, метался по прозекторской… Но внезапно гнетущую тишину взорвал звук обыкновенных человеческих шагов. Человек шел, тяжело ступая, и, похоже, прихрамывал на одну ногу. Интервал времени между шагами был неровный, и почему-то это пугало.
Я не нашёл ничего лучшего, как забраться на свой стол, лечь и закрыть глаза. Перед моим мысленным взором тут же возник огромный жуткий хромой монстр с распирающими рот клыками, с которых капала слюна, перемешанная с желчью, кровью и ядом.
Вот негромко скрипнула дверь. Монстр, не раздумывая, направляется к “моему” ложу. Мышцы у меня затекли, и я был сейчас совершенно неотличим от остальных обитателей прозекторской ни внешне, ни внутренне, так как являл собой самый настоящий полутруп, в котором жизнь держалась разве что в кончиках пальцев, нервно подрагивающих, словно я в предсмертной судороге пытался впиться ногтями в равнодушный холодный мрамор.
Прошла вечность! Снова раздались шаги. Чудовище уходило!
Я выждал мгновение и, пересилив отвратительный липкий страх, открыл глаза.
Это был не монстр! Это был обыкновенный человек в плаще. Чуть сутулясь, он уходил прочь. И действительно приволакивал при ходьбе левую ногу! Не знаю почему, но меня особенно поразил этот факт. Я вдруг вспомнил, что когда-то давно в юности порвал связки голенностопного сустава, именно на левой ноге…
Я ещё продолжал вглядываться в спину незнакомцу, когда в прозекторской произошли разительные перемены: почти одновременно все ожили.
Я поспешно сполз со своего неудобного ложа и, нагой, жалкий и беспомощный, пополз к выходу. Уже в дверях меня догнал неузнаваемо искаженный из-за свистящего сквозь распанаханное горло воздуха голос Теодора:
– Куда же вы, мастер?!
Я вздрогнул, это было ужасно… И особенно ужасно, что ему вторил бесцветный голос Лилит:
– Куда же ты, мастер?! Не бросай меня… Я не выживу без тебя… Ведь ты же говорил, что это наше время… Ты же мастер, ну сделай же что-нибудь…

Глава 10.
…гортанный вскрик. Я шкурой на затылке чуял, что стоит мне обернуться – и я погиб!
Я знал, что по моим следам ползет так и не пришедший окончательно в себя Теодор, что Лилит, прекрасная и нагая, с почти прозрачной нежной кожей, сквозь которую просвечивают скованные льдом голубые русла кровеносных сосудов, с глазами, где блестят льдинки слез, обещает мне, если я обернусь, покой и умиротворение, что Тед Вернер, силясь сделать мне вслед хотя бы один шаг на еще не оттаявших ногах, глухо шепчет:
– Вы делаете ошибку, мастер… Всё, что вы видите, всего лишь иллюзия… тень… Виртуальная реальность… А действительность – это нечто другое…
А Трапс, словно рыба, насильственно изъятая из привычных условий, шлёпает толстыми слюнявыми губами, силясь сказать:
– Мы вас заждались, мастер. Идите к нам!!!
Я судорожно заткнул уши дрожащими руками, но эту эфемерную защиту легко пробил резкий вскрик Лилит:
– Да ты просто трус!!!

И тогда я действительно струсил и побежал.
Я бежал, не разбирая дороги, изредка натыкаясь на тупики и механически поворачивая обратно, словно заводная кукла.
Не знаю как, но мне посчастливилось в какой-то момент оказаться около лифта. У его дверей поджидал тот самый смазливый клерк, кто когда-то выписывал мне путевку в этот ад.
– Вы как раз вовремя, мастер, – произнес он, глянув на часы, и улыбнулся.
– Не называйте меня мастером, – хрипло пробормотал я.
– Хорошо, мастер, – равнодушно кивнул он, – но поторопитесь, вы начинаете выбиваться из графика.
И я в который уже раз покорно шагнул в лифт и аппатично ткнул пальцем в единственную кнопку.
В следующий миг я был буквально раздавлен ускорением стремительно рванувшегося вверх лифта.

Глава 11.
…Лифт стоял, и двери его были открыты. Свет в кабине не горел, и снаружи тоже было темно. Сначала я подумал, что по логике этого алогичного мира, двигаясь вверх, я попал в какое-нибудь мрачное подземелье, но, приглядевшись, понял, что нахожусь на крыше.
Просто была глубокая ночь, и к тому же шёл дождь. Я выбрался из лифта и подошёл к краю крыши. У моих ног разверзлась пропасть, а я оставался холоден и спокоен. Башня “Компьютерного Рая”, которая при взгляде на неё извне казалась шестиэтажной, на самом деле насчитывала не одну сотню этажей. Где-то далеко внизу раскинулся город. Наверное, там жили обыкновенные простые люди, озабоченные совершенно обыденными проблемами и делами. И им было абсолютно наплевать на весь этот кошмар, представший перед моими глазами за последнее время.
А бездна под ногами была столь заманчива, словно подмигивала: “Шагни!”.
Я уже занёс было ногу над краем, как за моей спиной прозвучал спокойный голос:
– Напрасно ты думаешь, что это лучший выход из ситуации…
Я вздрогнул и инстинктивно отшатнулся от края.
– Это вообще не выход. Неужели ты не можешь придумать хоть какой-нибудь ход в данной ситуации? Ведь ты же мастер!
– Я не мастер! – хрипло выкрикнул я. – Я всего лишь… мастер-копия…
– Это тоже ко многому обязывает, – незнакомец подошёл к краю крыши и уселся, свесив ноги прямо в бездну. Я мог видеть лишь его затылок, но, как и при первой встрече, у меня шевельнулось смутное чувство, что я его знаю.
– Мне уже на всё наплевать! – запальчиво выкрикнул я.
– Врёшь! – жёстко отрезал он и обернулся.
Если бы я всё ещё стоял на краю, то наверняка бы свалился вниз. Я узнал его.
– Ты?! – только и смог выдавить я.
– А кого ты ещё ожидал увидеть в данном месте в данное время? – усмехнулся он.
– Но ведь ты – это я!
– В некотором роде. Считай, что я – твое материализованное подсознание. А что ты имеешь против того, чтобы поговорить с интересным человеком? Хотя бы перед смертью. Ведь ты же собирался прыгать?!
– Я почти передумал.
– Почти?
– Ну… В конце концов! Этого не может быть!!! Ведь я же не Господь, чтобы быть единым… даже в двух лицах!
– Но ты ведь мастер!
– Я не мастер!
– Но подспудно ты всё равно считаешь себя мастером…
– Я… Я не знаю…
– Ты веришь, что то, что ты сумел разглядеть, реально?
– Не… знаю.
– С тобой приятно поговорить, по крайней мере, всегда точно можно знать, что ты ответишь на тот или иной скользкий вопрос.
– Чего ты хочешь от меня?!!
– Чтобы не нарушать формирующуюся традицию, отвечу тебе коротко: не знаю. Но, чтобы мы были квиты, я возвращаю тебе вопрос: а ты? – он снова обернулся и смотрел мне в глаза.
Я на мгновение заглянул в них и был вынужден честно промямлить:
– Не знаю.

Глава 12.
– Наверное, приятно чувствовать себя демиургом? – спросил он, пристально глядя на меня.
– Не говори глупостей! – вяло огрызнулся я.
– Не скромничай… мастер.
– Не называй меня мастером!!!
– Ну… и кто же ты тогда такой?
– Не… знаю…
– Занятный получается у нас с тобой разговор.
–…
– Ну что же, – горько усмехнулся он, – у тебя ещё есть возможность сделать свой выбор.
Он встал и протянул мне руку:
– Пойдём!
Не осознавая, что делаю, я, как самый настоящий зомби, встал и шагнул к краю крыши.
И вдруг я всё понял!
И тогда, не колеблясь, я сделал ещё один шаг.
Ветер рванул мои многострадальные уши (Бог с ними! Надеюсь, они были даны мне не для красоты!). Бездна ласковая и бездонная, как женское лоно на пике любви, распахнула мне свои объятия.
И хотя время для меня сейчас текло совершенно по-особенному, но я знал, что отпущено его не так уж много, и, пока не оборвался мой безумный полет, я должен обязательно решить для себя: кто же я на самом деле – мастер, или…

GAME OVER!
RESTART GAME?

публикация в «Reflect — kuaduseshshcht» (Чикаго), 2002, Вып. 14,  Издатель R. Levchin, — с. 11-46.