публикация в «Reflect — kuaduseshshcht» (Чикаго), 2002, Вып. 14, Издатель R. Levchin, — с. 11-46.
“Удивительные вещи рассказывают о двух повешенных братьях. Их не называют прямо оборотнями, но утверждают, что часто по ночам тела их, оживлённые нечистой силой, сходят с виселиц и преследуют живых”.
Ян Потоцкий, “Рукопись, найденная в Сарагосе”.
Глава 1.
…Меня зовут Филипп Энжел. Понятно, что человеку с такой фамилией прямая дорога в фирму, носящую название “Компьютерный рай”. То, что меня приняли, красноречивое тому подтверждение, хотя сыграло свою роль и то, что мне 35 лет, я не обременён семейными заботами, стаж работы программистом более 10 лет, а самое главное, хотя в тот момент я этого и не осознавал, что последним местом работы оказался институт нейрохирургии.
Ушел я оттуда по чисто экономическим соображениям. Исследовательские программы финансировались крайне скудно, а на той, в которой был подвязан я, и вовсе собирались поставить крест. А тут это чёртово объявление…
Ведь знал я, что дорога, вымощенная большими деньгами, почти всегда ведёт туда же, куда и дорога, устланная благими намерениями.
Нo вот поди ж ты! Почему-то всё время кажется, что это “почти” предназначено именно для тебя…
– За время работы в компьютерной лаборатории нейрохирургического института вам приходилось сталкиваться с проблемой декодирования нейроимпульсных матриц?.. – мой новый шеф похож на орхидею, аккуратно высушенную для гербария, в его глазах ещё горит огонь юношеского задора, но плоть носит явно функциональный характер: всё направлено лишь на единственную радость в жизни – на работу.
– Да, конечно. Для оптимизации времени обработки мы обычно применяли метод…
Господи, как мало надо человеку для счастья! Упомянуть знакомый метод аппроксимации – и человек, чья жизнь сосредоточена вокруг одних лишь матриц, начинает расцветать, насколько может расцвести засушенная орхидея. Если бы меня тоже могли интересовать одни лишь матрицы, как бы это упростило мою жизнь, а заодно и жизнь всех окружающих!
Нет, конечно, в первую очередь меня всегда интересовали деньги, во-вторую – сама работа, а вот в-третью…
То ли объём работы оказался не так уж велик, то ли интенсивность недостаточно обременительной, но скорее всего у меня гипертрофирован комплекс “Буратино”! Мне вечно необходимо сунуть свой нос в очаг, нарисованный на холсте. Уж лучше бы я, как большинство, полностью был “зациклен” на усердном отправлении служебных обязанностей.
Примерно месяц у меня ушёл на то, чтобы влезть в специфику здешних “матриц”. Единственное, что меня тогда удивило, при нынешнем уровне визуализации информации, странная безликость производимых мною вычислений. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что под многочисленными условными единицами от меня пытаются скрыть суть проводимых исследований. Кроме того, лифт в здании обслуживал, как верхние – надземные – этажи, так и шесть таинственных подземных уровней. Почему таинственных? да потому, что стоило мне туда сунуться, как охранник на входе, невзирая на моё служебное удостоверение, вежливо объяснил, что я ошибся кнопочкой.
При всём при том вывеска у нас была абсолютно легальной! Первые два этажа занимали специалисты в области компьютерной рекламы и компьютерных же игр. А вот с четвёртого по пятый этаж… уж больно серьёзная математика шла в дело для подготовки этих самых игр. Да, новая технология! Да, всё более входящие в моду нейродатчики с обратной связью, позволяющие моделировать прямо в мозгу фантастический мир виртуальной компьютерной реальности… Но при чём здесь лощеные дяди из госдепартамента? Они что, на досуге балуются компьютерными играми или не прочь поучаствовать в компьютерном ролике?
Кроме того, на третьем этаже однажды я имел счастье лицезреть лицо, которое, как всем известно, прочат в недалёком будущем не куда-нибудь, а в президенты. Этот-то что здесь делал, хотел заказать компьютерный тренажер под названием “Если б я бы был бы избран, вы бы сразу… опупели”?!
Короче, всех этих мелочей оказалось достаточно, чтобы мой Буратино проснулся и начал точить свой нос.
Сперва я осторожно принялся за своего шефа. Но через некоторое время вынужден был констатировать полное фиаско. Столь дремучего человека в любой области человеческих знаний, не касающихся его работы, я, пожалуй, до сих пор всё-таки не встречал. Короче, я вынужден был положить глаз на Теда Вернера. Тед работал в конторе уже лет пять и, похоже, неплохо ориентировался во всех нюансах местной общественной жизни. Кроме того, у Теда был весьма распространенный грешок: он любил скрасить неадекватность восприятия двумя-тремя рюмочками. Такие люди в фирмах, деятельность которых окутана загадочным флером романтики, обычно долго не живут. Как в переносном, так и в прямом значении.
Все-таки я неисправим и безусловно принадлежу к категории лиц, для которых язык – это тот ковёр, которым устлана дорога в ад. В неразрывной комбинации с носом – убийственный симптомокомплекс!
Так или иначе я пригласил Теда со мной отобедать.
У нас состоялся весьма примечательный разговор…
Глава 2.
– Ты ведь работаешь в нашем “Раю” лет пять?.. – невзначай поинтересовался я, разглядывая Теда сквозь выпуклые, слегка запотевшие бока рюмки, где на дне плескался самый доступный для доморощенных детективов суррогат “сыворотки правды”.
В ответ Тед глупо оскалился:
– Да, пять лет… выброшенных коту под хвост!
Голова его норовит нырнуть в рюмку целиком, и похоже, что только уши спасают ситуацию. Уши у Теда роскошные, два малиновых пельменя, свидетельствующие о том, что жизнь часто отвешивала их хозяину… по ушам. И в полной мере!
– У меня такое ощущение, что эти ребята ставят свои опыты и на мне… – мрачно ворчит Тед, делая головой такие движения, словно, утратив надежду утопиться в рюмке целиком, размешивает носом остатки коктейля на дне сосуда, изначально хранящего истину.
– Какие опыты?! – невыразительно бурчу я, подстраиваясь под тон разговора.
– Да так… Ерунда. Ты и сам можешь попробовать… Они периодически вербуют бета-тестеров из среды своих же сотрудников…
– А-а-а, – тяну я, пряча и свой нос в рюмку. Не стоит афишировать мой нездоровый интерес к секретам кухни КР. Особенно учитывая контингент уже отмеченных ранее дегустаторов.
Ровно через неделю мне подвернулся случай, принявший внешний облик Спенсера Трапса, заведующего отделом адаптации.
– Вы действительно хотите принять участие в апробации наших новых ВР? – интересуется Трапс, глядя на меня, как на идиота, норовящего засунуть голову в работающий миксер.
– ВР?! А что это такое?!
– Игровые программы нового поколения. Виртуальная реальность. Когда синтезируемый мир практически невозможно отличить от реальности. Человек живет в мире искусственно сгенерированных образов, воспринимая комбинацию реального и синтезируемого миров, как неразрывное целое.
– Я думаю, что непосредственное знакомство с продукцией, разрабатываемой нашей фирмой, мне не повредит, – глубокомысленно изрекаю я, что вызывает совершенно неадекватную реакцию у Трапса. Он вдруг теряет ко мне интерес и поспешно выписывает мне пропуск на минус первый этаж.
Наконец-то! Мечта идиота сбылась. Когда я в лифте спускался на этот первый оказавшийся для меня доступным этаж местного андеграунда, мою драгоценную голову посещает забавная мысль: прогресс – великое дело, и вот уже потенциальные покойники стройными рядами сами спускаются в могилы…
Охранник окидывает меня взглядом, наверняка прикидывая, имеет ли мой труп стандартные размеры или придется его предварительно… модернизировать.
Конечно, во всем был виноват мой комплекс “Буратино”. Его эрегированный нос наверняка возомнил себя, как минимум, тараном и лез в драку, забыв, что сзади по ветру развеваются уши, которые в любых передрягах страдают в первую очередь.
– Итак, вы решили принять участие в апробации нашей новой продукции, – молодой человек, принявший меня на заветном подземном этаже, выглядел, как высокооплачиваемый клерк из солидного банка. Однако мои благодетели начали повторяться: такое ощущение, что я у них первый клиент за последние лет десять.
– Если это не больно, – дурашливо хихикаю я.
– Что? – молодой человек смотрит на меня с таким выражением лица, словно я предложил ему переспать.
– Это я так, пошутил, – уточняю я на всякий случай, чувствуя себя если не полным идиотом, то, по крайней мере, уже на три четверти.
– Это хорошо, что вы шутите, – внезапно объявляет этот образец канцелярского этикета. – Значит, у вас устойчивая нервная система. Как раз такие люди нам и нужны. Кстати, вы женаты?
– Бог миловал.
– Родственники?
– У меня где-то есть дядюшка, но такое ощущение, что он о своём племяннике располагает ещё более скудными сведениями.
– Более скудными, чем что?
– Чем кто! Чем племянник о нем.
Всё, теперь этот хлыщ пришел к законному выводу, что перед ним идиот. Дальше все должно пойти, как по маслу.
– Вы работаете в отделе предварительной обработки информации?
– Да.
– А что вас заставило обратиться к нам?
На этот вопрос ответ у меня заготовлен заранее:
– Естественно, деньги. Ведь вы же платите за участие в испытаниях?
– Ах, деньги, – молодой человек позволил себе улыбнуться, но меня его оскал почему-то не обрадовал.
– Ну, что же, – резюмирует нашу беседу это олицетворение бюрократического благополучия и выписывает мне пропуск аж на минус второй этаж.
Минус второй отнюдь не напоминает мрачные застенки. Сквозь белоснежный кафель не сочится кровь, и сонмы летучих мышей не гадят на головы добропорядочных граждан, деловито снующих по коридорам. Почему-то при режиме повышенной секретности обычно количество допущенных резко превышает число тех, кому “не велено”.
Мне нужна комната U216. Перед заветной дверью я на мгновение замираю. У меня возникает ощущение, что я нахожусь на краю крыши и собираюсь сделать следующий шаг. Ещё есть возможность его не делать – повернуть обратно, пустить своего Буратино на дрова…
Но, скорее по инерции, чем по каким-либо другим связным побудительным мотивам, я его все-таки делаю. Всё остальное, как и полагается в процессе свободного падения, от меня уже не зависит.
Мрак.
Но мрак не всепоглощающий и стабильный, а зыбкое ничто топкого болота, когда сквозь это засасывающее ничто ещё светит призрачный свет надежды… как далёкий и одинокий кошачий зрачок в вязком полумраке всепобеждающего безумия.
И вот этот свет всё ближе и ближе…
Что там ждёт глупого деревянного мальчишку с не в меру гипертрофированным носом и менее осязаемыми аспектами его богатой творческой индивидуальности…
Свет!!!
Глава 4.
…болезненно яркий свет резанул мне по глазам…
И лишь потом – осознание, что вспышка была в моём собственном мозгу.
Я попытался разлепить судорожно сомкнутые веки…
Первое, что я сумел разглядеть сквозь пелену выступивших слез, был угол лабораторного стола, абсолютно белый, с огромной красной кляксой. Клякса мучительно медленно, словно амеба, готовящаяся к делению, расползлась по столешнице и, достигнув края, свесила вниз тонкие щупальца. И лишь тогда я догадался, что это кровь.
Я скосил глаза и увидел у ножки стола тело доктора, который лежал ничком, засунув правую руку в карман халата, а левую неестественно вывернув ладонью вверх.
По этой желтой, судорожно сведённой ладони я безошибочно определил, что доктор мертв. В поле зрения мне попали ещё чьи-то ноги, занимавшие по отношению к ногам доктора явно антагонистическую позицию.
Возле стола спиной ко мне стоял мужчина в плаще. В правой руке он держал архаичный револьвер. Мужчина беззлобно пнул тело доктора в бок, и оно перевернулось на спину, при этом из кармана халата вывалился аккуратный никелированный браунинг.
– Что с этим будем делать? – услышал я голос за своей спиной.
Мужчина в плаще, не оборачиваясь, глухо произнес:
– Вкатай ему W-22, а потом…
Он сделал многозначительную паузу, и за моей спиной понимающе хмыкнули.
Мне, конечно, было не безразлично, что скрывается за этим зловещим “потом”, но фиксаторы прочно удерживали моё тело в кресле, да и вряд ли на меня стали бы переводить наркотики, чтобы “потом” просто прикончить. С доктором они ведь не церемонились.
– И поторопись! – добавил мужчина, всё ещё не оборачиваясь. – У нас осталось четыре минуты.
Я почувствовал, как под лопатку мне уперлось дуло пневмоинъектора, а потом туман перед глазами стал сгущаться и приобрёл лиловый оттенок.
Мужчина в плаще стал медленно поворачиваться ко мне лицом, и ускользающим сознанием я уловил, что его лицо мне знакомо…
Но туман поглотил всё.
В следующий раз я пришёл в себя от жуткой головной боли. Я всё ещё находился в этом дурацком кресле, но кто-то, наверное, сжалившись, освободил моё бренное тело от всех зажимов и фиксаторов. Мой мозг внутри черепной коробки, похоже, распух от укусов каких-то невидимых пчел, а во рту явственно ощущался привкус крови…
Труп доктора уже унесли и даже вытерли кровь со стола. Лишь парa темных пятен у ножки свидетельствовалa о том, что некоторое время назад здесь разыгралась трагедия.
– Что с этим будем делать? – услышал я за своей спиной и невольно вздрогнул, осознав, что этот кошмар и я вместе с ним движемся по какому-то заколдованному кругу.
Превозмогая адскую головную боль, я заворочался в кресле, силясь разглядеть говорящих. Их было трое. В одном я без труда узнал своего шефа, а двое других были его полной противоположностью. Если у шефа в глазах порой проблескивал огонёк безумия, то у этих глаза были тусклыми, словно под черепными коробками у них была не живая трепетная плоть, а какие-то колесики-подшипники, которые вращались явно с трудом.
– Что делать?! – эхом откликнулся мой шеф и перевёл заинтересованный взгляд со своих собеседников на меня.
Я почему-то под этим умным и почти сочувственным взглядом зябко поёжился.
– Может, его сразу шлёпнуть? – равнодушно спросил один из тусклоглазых, и правая рука у него отработанным движением нырнула за пазуху.
– Можно и шлёпнуть, – благосклонно покивал специалист по засушенным орхидеям. – А можно отправить в
“вивисекторскую”. Сделаем ему трепанацию…
Подобрав поближе к телу безвольно разметавшиеся конечности, я благоразумно замер. Мой шеф подошел поближе, наклонился и заглянул мне в глаза. Я извернулся и лягнул его куда-то в область промежности. То ли у меня совсем не осталось сил, то ли соответствующие органы шефа к данному моменту уже полностью атрофировались за ненадобностью, но мой демарш не произвёл на него никакого впечатления. Он лишь слегка поморщился и покачал головой:
– Ай-яй-яй! А я вас считал интеллигентным человеком. Похоже, без вивисекторской не обойтись, – и, ласково потрепав меня ладонью по щеке, кивнул вялоглазым:
– Грузите!
Тут же две пары проворных и крепких рук подхватили моё измученное тело под мышки, а сознание, отказываясь участвовать в происходящем, меня на время покинуло…
Глава 6.
Перешагнув порог прозекторской, я угодил в лабиринт. Скорей всего, это был один из самых последних подземных этажей. То есть я находился у самого подножия пирамиды с дурацким названием “Компьютерный Рай”.
Проблуждав в лабиринте около часа, я понял, что заблудился. Я совершенно не представлял, в какой стороне находится прозекторская. Хотя, руководствуясь здравым смыслом (это у меня-то!), можно было предположить, что вряд ли транспортировка тел осуществлялась по этому маршруту: разве что покойнички сами проделывали этот путь, неотвратимо двигаясь навстречу зловещему Минотавру, поджидавшему их в прозекторской с плотоядной ухмылкой…
Я поспешно отогнал в глубь сознания этот бред. Скорей всего, ещё в самом начале пути я где-то прошляпил нужный поворот и теперь забрёл бог весть куда. Нужно хотя бы теперь воспользоваться простым и надёжным правилом лабиринта: идти, всё время держась рукой, например, за левую стену. Рано или поздно, но я должен куда-нибудь дойти.
А что потом?! Подняться на лифте, небрежно кивнуть охраннику – и всё? Так меня и отпустят! Но ещё раз ковыряться в моих мозгах я им не позволю. Живым точно не дамся!
Я огляделся по сторонам. Пока правило лабиринта безусловно работало. Пейзаж вокруг хотя и не блистал разнообразием, но явно не повторялся. Оставалось неясным одно: продвигаюсь ли я к выходу или безнадёжно от него удаляюсь?!
Стены – сплошной заплесневелый бетон. Такое впечатление, что это нагромождение поворотов, разветвлений и тупиков создано с какой-то искусственной целью… А тут ещё странное подспудное чувство, словно за мной всё ещё пристально следит остекленевший глаз моего покойного шефа… Мерзкое ощущение: словно ты подопытная крыса, над которой ставят опыт по определению “живучести”. Причем сами экспериментаторы уже давно умерли. Этакие
полуразложившиеся мертвецы, снисходительно взирающие на суету странной формы существования материи, именуемой жизнью. Я даже повертел головой на всякий случай. Вроде никого. Но при современном уровне техники обнаружить скрытые телекамеры практически невозможно.
Где-то в недрах бетонного лабиринта я явственно различил чью-то тяжелую поступь и хриплое астматическое дыхание.
Погоня?!
Ха!!!
Это вам не голого мужика стращать: я в штанах и при оружии!
На всякий случай я замер, всё ещё опираясь левой рукой на стену.
Мои преследователи тоже затаились. Может, их не было вовсе?! Может, они лишь плод моего измученного воображения? Может, виной всему мой истерзанный мозг и те железяки, что успели в него запихать?
Я собрался и сосредоточился. И вновь явственно различил, как кто-то совсем рядом совершил короткую перебежку.
Ну что ж, ребята, валяйте!
Я достал пистолет и осторожно передёрнул затвор. Потом, пятясь, отодвинулся по коридору, заняв такую позицию, из которой любой вынырнувший из-за поворота окажется у меня как на ладони, находясь при этом на расстоянии около двадцати метров. Огромном расстоянии, если кого-то надо достать в прыжке, и оптимальном, чтобы успеть ухлопать его из огнестрельного оружия.
В данный момент я бы выстрелил, не задумываясь. Стоя в позе супермена и сжимая железной рукой рукоять пистолета, палец на спусковом крючке, я собирался дорого продать свою в принципе никчемную жизнь.
Шаги были слышны все ближе и ближе.
– Не дурите, Филипп! – послышался из-за поворота хорошо знакомый голос, – я не знаю, как выглядит в вашем сознании окружающая действительность, НО УВЕРЯЮ ВАС: что бы вы ни видели, это иллюзия!..
В чём-то он без сомнения был прав, мой дражайший шеф, чей окоченевший труп я оставил на мраморном столе в прозекторской в компании с обеспамятевшим “быком”.
Глава 8.
Странная голубоватая поверхность в тонких, чуть размытых прожилках… словно карта района, сплошь покрытого сетью рек и ручейков… или очень тонкая, почти прозрачная кожа, с причудливым рисунком кровеносной системы… скорей всего, женская… или…
Странно, но такое ощущение, что все это великолепие время от времени скрывается в дымке, словно у меня периодически нарушается зрение. И голова трещит… Я пытаюсь пошевелиться и понимаю, что лежу ничком, уткнувшись носом в мраморную плиту.
Я в прозекторской!!!
– Наконец-то, – слышу я над собой возбуждённый шепот, – наконец-то вы пришли в себя…
Чуть склонившись надо моим неуютным ложем, стоит давешняя девица, которая часа полтора назад (в прошлой жизни?!) занимала соседний столик.
– Ну же, вставайте, – требовательно произносит она. – Если не хотите, чтобы в вашей голове продолбили ещё одну дырку!
Я этого не хочу!
Я пытаюсь встать…
Я опять голый – что за наваждение! Очевидно, как всякое дитя, я обречён каждый раз появляться на свет голым и беспомощным…
С трудом превозмогая какую-то заледенелую твёрдость всех мышц, я сползаю со стола, но, не устояв на ногах, вынужден опуститься на четвереньки. Девица неожиданно хихикнула. Я скрипнул зубами и попытался принять более адекватную позу. Девица кинулась мне помогать, но я уже и так справился. Без неё!
Я стоял, чуть покачиваясь, я был голым и беспомощным, девица крепко поддерживала меня под локоть. Я чувствовал странный болезненный жар, исходивший от её тела.
– Кто вы? – пробормотал я, пытаясь при этом одновременно: заглянуть девице в глаза и не утратить хрупкого равновесия.
– Меня зовут Лилит.
– Я не об этом.
– У нас слишком мало времени!
– Лишь у покойников оно не лимитировано.
– Ну вот, вы сами всё прекрасно понимаете. Вы же не хотите пополнить их ряды?!
Ни черта я не понимаю! Я даже не уверен, жив ли я сам, а насчет неё у меня и вовсе отдельное мнение, которое, правда, я пока не спешу оглашать.
– Оденьтесь! – сказала она и швырнула охапку чьей-то (уж точно не моей!) одежды. Похоже, пока я “дремал” в этот раз, моя случайная напарница успела разоблачить доктора. Кстати, интересно, а кто сейчас “отдыхает” на соседних столах?
– Ну, что же вы?! Нашли время разглядывать покойников. С минуты на минуту сюда могут войти!
А вот на это мне почти наплевать, несмотря на то, что я лишился пистолета и обладаю пока лишь штанами и белым халатом.
Так. Голый доктор на месте. Красавица стоит у меня за спиной, а вместо любителя орхидей расположился убиенный мною “бычок”. Пистолета у него, естественно, нет. Хотя только окончательно спятивший может отыскать в этом безумном хороводе событий естественность и здравый смысл.
– Ну что, долго вы будете любоваться покойниками? Еще немного и я решу, что вы некрофил, – саркастически хмыкает у меня за спиной белокурая бестия, и я вынужден прикрыть здоровяка покрывалом, но при этом умудряюсь незаметно провести рукой у него за ухом. Так и есть – шрам!
– Я готов!
Блондинка неопределенно фыркает и молча направляется к дверям. Я следую за ней. На пороге я оглядываюсь: у меня такое впечатление, будто я покидаю родной дом. Я хмыкаю, чтобы обмануть собственное смятение. Видимо, с головой у меня и впрямь некая неадекватность.
В коридоре сумрачно. Блондинка подхватывает меня под руку и почти волоком тащит за собой. Мои мышцы медленно, но уверенно приходят в себя, и через некоторое время я чувствую себя почти что заново родившимся (не к ночи будь помянуто данное сравнение!!!).
Мы несколько раз ныряем в неприметные боковые ответвления лабиринта и буквально через несколько минут оказываемся в тоннеле. Девица небрежно проводит рукой по стене, и та раскалывается пополам, а за ней открывается ярко освещённое помещение обыкновенного лифта.
Правда, на панели всего две кнопки: одна вверх и вторая, естественно, вниз (хотя я бы ничуть не удивился, если бы стрелка указывала в сторону!).
Двери лифта мягко закрываются, и на мгновение я впадаю в панику. Элементы клаустрофобии, очевидно, присущи любому человеку, но у меня они (оно и понятно, если учесть мое нынешнее состояние) явно гипертрофированы.
Девица развернулась ко мне всем своим роскошным фасадом. Окончательно смешавшись, я начинаю шарить по карманам, забывая, что на мне одежда покойного доктора.
– Ты не поцелуешь меня?
Вопрос застает меня врасплох, но, криво и неуверенно ухмыляясь, я храбро беру блондинку одной рукой за талию, второй при этом роняя на пол связку ключей, случайно обнаруженных в одном из карманов.
– Извини, – бормочу я, начиная ползать на четвереньках в непосредственной близости от пары безупречных (даже в таком непривычном для меня ракурсе) конечностей.
Блондинка нервно хихикает. Лифт плавно тормозит и этим временно освобождает меня от принятия более радикальных решений. С видом заинтересованного идиота я вопросительно смотрю снизу вверх на блондинку. Она холодно пожимает плечами и первой выходит из лифта.
Глава 10.
Мрамор обжигал спину адским холодом. Перед глазами у меня был потолок, почему-то выкрашенный в чёрный цвет.
Неужели я снова в прозекторской?!!
Туман, клубящийся в сознании, не давал ни малейших шансов вспомнить, что происходило со мной в ближайшие несколько часов. Таким же слоем тумана было окутано будущее…
Я шевельнулся на своём неудобном ложе и попытался нащупать ногами пол.
В дальнем от меня углу комнаты стояло огромное тусклое зеркало, а перед ним на чёрном пуфике спиной ко мне сидела женщина, совершенно нагая, и медленно, завораживающе медленно расчёсывала свои неправдоподобно светлые волосы.
– Ну и горазд ты спать! – сказала она, не оборачиваясь.
Я встретился глазами с её отражением, и мне показалось, что оно живет совершенно самостоятельной, отдельной от этой изящной белой спины и мягкой волны ягодиц, расплющенных о непроницаемо-чёрную обивку пуфика, жизнью.
– Я спал?
Более идиотский вопрос было трудно придумать.
– Ну, сначала ты показал всё, на что способен, – её усмешка обжигала не меньше, чем ледяная поверхность мраморного ложа, – а потом мгновенно отключился.
Я стоял, покачиваясь, и молча смотрел, не в силах отвести зачарованный взор от этой голубоватой, матово светящейся, безбожно похожей на мрамор кожи.
Невольным жестом я коснулся своего разгоряченного лица и с недоумением уставился на руку: пальцы были в крови…
Лилит вновь перехватила в зеркале мой взгляд и хищно улыбнулась:
– Прости, милый, я, кажется, прокусила тебе губу…
А потом, без перехода, спокойно и холодно добавила:
– Ну, раз ты уже пришел в себя, надо торопиться. Теодор не любит, когда опаздывают.
Дьявол! Я совершенно не помнил, что со мной происходило до сна. Напротив, у меня складывалось впечатление, что до того момента, как я проснулся, меня просто не существовало!
– Одевайся, – буднично кинула Лилит.
Сама она лениво вползла в чёрный обтягивающий комбинезон и почти растворилась на фоне чёрной мебели и соответствующего по цветовой гамме интерьера. Лишь копна волос давала возможность определить её местонахождение в пространстве.
Я поспешно натянул такой же чёрный комбинезон и невольно хмыкнул.
– Ты чего? – удивленно вскинула брови Лилит.
–Я стал похож на какого-то… электромонтёра или, может,.. вампира.
–Ты всегда отличился оригинальностью мышления, – хмыкнула в свою очередь она. – Ты уж сам решай, кто ты теперь: электромонтёр или… сантехник.
А действительно, кто я?
Я Филипп Энжел, бывший программист и… И ВСЕ!
Нет!!! Ещё я крыса, лабораторная крыса в учебном лабиринте. Я бегу, натыкаюсь на стены, разбиваю в кровь морду, безуспешно карабкаюсь на стены, падаю в учебные ямы, полные самого настоящего дерьма… А где-то сытые и довольные жизнью морды следят за моими тщетными потугами, лениво ковыряясь в зубах и ещё более лениво делая ставки: кто на что, но в большинстве своём на то, что крыса не добежит.
Вот вам всем!!!
Я поймал на себе внимательный изучающий взгляд Лилит и беспомощно улыбнулся. В ответ она равнодушно пожала плечами и шагнула к двери.
Вновь калейдоскоп разноцветных стен. Совершенно безумное чередование красок!
Но вдруг что-то изменилось в окружающей обстановке. Лилит явно занервничала и ускорила шаг. Стараясь не отстать, я припустил следом. На бегу покрутив головой, я вдруг понял: в коридорах стал отчетливо ощутим запах псины. И откуда-то издалека доносился рокот, словно в недрах лабиринта, медленно нарастая, шумел океанский прибой.
– Что это?
– Псы! – коротко бросила она и теперь действительно побежала.
Звук “прибоя” усилился до того, что в нем уже явственно можно было различить гулкий цокот множества когтей по бетону и надсадное хриплое дыхание сотен глоток.
Лилит в отчаянии стала ломиться в первые попавшиеся на пути двери. Я спиной чуял обжигающее дыхание распахнутых слюнявых пастей…
Первая дверь оказалась запертой. Лилит посмотрела на меня, в ее взгляде сквозили – может быть, впервые за все время нашего знакомства – человеческие чувства: растерянность и покорность судьбе.
Я метнулся к ближайшей соседней двери (смрадное дыхание стало невыносимым!). К счастью, она была не заперта. Почти силой я втащил обезумевшую Лилит в комнату и захлопнул за нами дверь.
В комнате было темно.
– Здесь нам нечего боятся, – мягко сказал я, стараясь успокоить дрожащую от ужаса Лилит. – К счастью, двери открываются наружу. Вряд ли эти псы, кто бы они ни были, додумаются, что надо тянуть за ручку.
– Вы плохо себе представляете, Энжел, с какой силой столкнулись, – раздался из недр комнаты равнодушный мужской голос, при звуках которого Лилит задрожала ещё сильней и беспомощно прильнула ко мне всем телом.
Щёлкнул выключатель, и от внезапно вспыхнувшего света, после тьмы показавшегося мне вспышкой сверхновой, я рефлекторно зажмурился, прижимая к себе хрупкое тело Лилит.
Когда мне, наконец, удалось разлепить судорожно сведенные веки, я увидел…
Воистину резервы человеческого организма неистощимы. Хотя природа всё же вдоволь поиздевалась над мужским самолюбием, создав… петуха. Еще один недостижимый миф. Как и сама суть человеческой натуры.
Моя русалка вновь спит, и я надеюсь, что в ее очаровательную головку за оставшиеся до рассвета пару часов не взбредёт блажь ещё разок удостовериться, что я не извращенец. Не то я весь остаток жизни посвящу крестовому походу против петухов.
Но, бог с ними, с петухами, вернёмся лучше к нашим… собакам.
– Здравствуйте, Филипп.
– Здравствуйте, мистер Вернер.
– К чему этот официоз? Зовите меня по-прежнему Тедом.
– Ты знаешь его? – жарко зашептала повисшая у меня на руке Лилит.
– Конечно, он меня знает. Именно я посоветовал ему принять участие в эксперименте.
– Это страшный человек! – Лилит съёжилась и стала совершенно непохожа на ту “белокурую бестию”, которая силой вытянула меня из прозекторской.
– Кстати, Тед, а как вы относитесь к смерти?
– Философски. То же и вам советую.
– К вашей я бы тоже отнесся философски.
– К чему эта ирония, – поморщился Тед Вернер. – Лучше прислушайтесь, что делается за дверью.
За дверью действительно творилось что-то невообразимое. Там бесновалась по меньшей тысяча совершенно ошалевших псов. Они скребли когтями дверь, визжали, грызлись между собой и выли, выли, выли…
– Не иначе, как на покойника, – цинично ухмыльнулся Вернер, и Лилит задрожала ещё сильней. – Слышите, как скребутся?! Дверь долго не выдержит. Так не проще ли взять да открыть?!
– Вы сумасшедший, – хрипло выдавил я, одной рукой прижимая к себе Лилит, а второй беспомощно сжимая и разжимая кулак.
– Это я-то?! – вдруг захохотал Вернер. – А ты сам-то кто? Разве то, что тебя окружает, не кошмар? Не бред?! А бред возникает тогда, когда есть человек, его продуцирующий!
– Вы хотите сказать, что во всём виноват я сам? Что без меня не было бы и кошмара вокруг?
– Вот видишь! Ты сам пришел к верному выводу.
– Не верь ему!!! – вскрикнула Лилит. – Спроси у него про чип!
– Чип… – неуверенно начал я.
– Что чип? – ухмыльнулся Вернер.
– Он есть или нет?
– Может, есть, а может, нет.
– Но подземелье, лабиринты…
– А ты уверен, что это не обычные коридоры, трансформированные твоим больным воображением?
– Но псы?!! Они существуют?
Тед брезгливо поморщился, косясь на ходящую ходуном дверь, и нехотя пожал плечами:
– Ну, псы… они, конечно,.. существуют.
И в это время дверь разлетелась в щепки, а в комнату хлынул поток визжащих, воющих, лязгающих зубами тварей…
Глава 12.
Если верить астрологии, то я, рожденный под знаком Скорпиона, каждую ночь, засыпая, умираю, а просыпаясь, рождаюсь заново.
Не знаю, может, в этом и есть какая-то доля истины. Но так или иначе, каждый раз, просыпаясь, я удивляюсь, что все ещё жив…
Холодно… Господи, как холодно! Как слаба человеческая плоть! Стоит температуре чуть отклониться от некого оптимального интервала, как плоть тут же начинает сигнализировать о дискомфорте, а то и вовсе разваливаться на части.
То ли дело сознание! Чтобы заставить его выйти из строя, нужно как минимум его уничтожить (точнее, уничтожить плоть, что тоже может оказаться недостаточным, особенно если верить в переселение душ).
Вопрос же о безумии спорен изначально, так как зиждется на нефункциональных точках отсчёта – морально-этических, которые в принципе нестабильны и в разное время могут быть диаметрально противоположными, а то и вовсе амбивалентными. Так что безумие – это всего лишь нетрадиционная для данного исторического момента форма функционирования разума. Естественно, если не учитывать те формы безумия, когда разум просто исчезает и больной ведет растительный образ жизни…
Собственные построения меня успокаивают, и я уже почти индифферентно начинаю воспринимать тот факт, что я снова:
а) голый,
б) на мраморном столе,
в) в прозекторской.
Проходная пешка вновь выходит на исходную позицию.
Начать жизнь сначала, хорошо это или плохо?
Я сполз со стола и привычно начал с обхода. На соседнем столе лежала Лилит, нагая и прекрасная. Картину портили лишь два едва заметных шрамика на шее, по форме очень похожих на следы зубов. Был здесь и Тед Вернер, и даже сейчас с его уст не сходила ироничная ухмылка. Но на этот раз отсутствовала драгоценная персона моего шефа, а также я не обнаружил милого моему сердцу “бычка”, у которого я ранее периодически одалживал то пистолет, то штаны.
Я содрал с Теда Вернера покрывало и тщательно задрапировался. Меня отнюдь не прельщало, чтобы какой-нибудь пес впал в соблазн попробовать на зуб особо аппетитные части моего многострадального тела.
Участок лабиринта, ведущий к лифту, я прошёл, играючи. Сказывался опыт. Следующий этаж, с разноцветными стенами, тоже оказался не таким уж сложным. Как только до меня начал доноситься нарастающий шум пёсьей погони, я ускорил шаг и почти интуитивно вышел к дверям лифта. Сквозь стремительно сужающуюся щель закрывающихся дверных створок я ещё успел увидеть авангард страшной стаи, мчащейся по моим следам. Двери закрылись, лифт мягко двинулся, два-три глухих удара, донесшихся снаружи, возвестили о том, что разъяренные псы отнюдь не иллюзия.
Хотя я не мог бы сказать, что сей факт вносит хоть толику ясности в общую картину.
Я посмотрел на себя в зеркало, занимавшее почти полностью одну из стен лифта, и невольно расхохотался. Уж больно нелеп был отражавшийся в нём человек: всклокоченный, босой, в какой-то нелепой тоге, с искрой безумия в глазах. Я хохотал до тех пор, пока, обессиленный, не сполз на пол.
Это меня и спасло.
Когда двери затормозившего лифта стали медленно открываться, внезапно на пороге выросла фигура, показавшаяся мне в непривычном ракурсе исполинской. Яркий свет, бивший ей в спину, почти ослепил меня. Но по общему абрису я узнал… несравненную Лилит. Она стояла, широко, по-мужски, расставив ноги, и двумя руками сжимала револьвер.
Белокурая бестия успела выстрелить четыре раза, прежде чем двери лифта начали закрываться. Если бы я стоял, пули бы угодили мне прямо в живот, а так сверху лишь холодным хрустальным дождем посыпались осколки вдребезги разлетевшегося зеркала.
А потом послышался мягкий хлопок, и Лилит, качнувшись, мягко осела, заклинив двери лифта. Они периодически подёргивались, пытаясь закрываться и вновь открываясь, словно пародируя предсмертную агонию.
В щель протиснулся доктор, который бог знает когда “осчастливил” меня ВР-чипом (было ли это вообще?!!), и, пряча в карман белого халата пистолет с глушителем, произнес скороговоркой:
– Кажется, я успел. Как хорошо, что вы ещё живы!
Мне бы его оптимизм!!
– А я ещё жив?! – я попытался вложить в вопрос всю оставшуюся у меня в запасе иронию, но эскулап, похоже, сделал себе какую-то соответствующую прививку, ирония отскакивала от него, как блоха от самого распоследнего плешивца:
– Ну же, поспешим. С минуты на минуту сюда может нагрянуть Теодор!
Да видал я вашего Теодора!!! Почти в гробу и хотя без белых тапочек, но зато босого!
Так и не встав с четверенек, я подобрался к Лилит. Она была прекрасна, как всегда. Я взял ее за руку, рука была теплой. Не верилось, что минут двадцать назад я оставил эту женщину нагой и окоченевшей на мраморном столе с желобами для стока крови…
Да господь со мной, эту ли?!
Я осторожно провел рукой у нее за левым ухом, ожидая (или не ожидая?!) ощутить шрамик от лазерного скальпеля и крохотный бугорок чипа, но тут же отдернул руку. Рука была в крови. Пуля доктора угодила Лилит точно за ухо.
Более чем подозрительное совпадение.
– Ну же, чего вы возитесь?! – нервно озираясь, прошипел доктор.
В тот момент, когда он отвернулся, я спрятал револьвер Лилит в складках своей мантии.
Странно, но истерика к данному моменту у меня совершенно улетучилась, не оставив, кроме огромной чёрной дыры в эмоциях, ни черта!
– Я готов, – сухо сообщил я доктору, протискиваясь сквозь дергающиеся двери лифта.
– Тогда поторопимся, – буркнул доктор и, развернувшись ко мне спиной, двинулся по коридору.
Секунду я смотрел в эту сутулую спину, одновременно прислушиваясь к холодной тяжести револьвера в складках моего одеяния, а потом двинулся следом.
На ходу я оглянулся. Лилит так и осталась полулежать в дверях, а от нее тянулась цепочка кровавых следов.
Но это была не её кровь. Просто я порезал обе ступни об осколки зеркала…
Глава 14.
Схожу с ума…
Я стоял перед лифтом и всё никак не мог решиться переступить его порог.
В голове, словно дятел, усердствовала одна и та же фраза:
“Боже, как хочется жрать!”
Я уже не мог отличить, является ли это желание воспоминанием или на него наложилось реальное ощущение. Граница между реальностью и сном становилась зыбкой, как никогда…
Двери лифта распахиваются, и я делаю шаг во тьму (наяву? во сне?! или это очередная ипостась какой-нибудь многоликой ВР?!).
Мне страшно. Мне давно не было так страшно. И это не банальный страх Будущего или Прошлого. Это король страхов, это инфернальный страх Настоящего. Первопричина безумия. Это ложь, будто люди кончают свою жизнь самоубийством в большинстве случаев из-за страха перед Будущим. Будущее эфемерно, его может и не быть вовсе, а вот Настоящее… То состояние взаимодействия человеческих психополей, которое определяет так называемую Действительность…
Прочь! Прочь все это нагромождение психобредней! Это всего лишь сон. Я устал! Я бесконечно устал. Я устал от бегства, от постоянного бегства… от самого себя. Я устал от погони!
Может быть, есть что-то очень здоровое в тяге к этому дурацкому жанру Horror. Как в желании засунуть руку в ледяную воду, чтобы потом, окунув её в никакую, вдруг ощутить несуществующее тепло…
Сон… Я сплю… Если я не посплю хотя бы час, весь мой процесс анализа потеряет смысл…
За окнами занимается рассвет. Что несет нам новый день? Я никогда не был переполнен оптимизмом, и после всего происшедшего его уровень ни на йоту не повысился.
Я перебрал все события, приведшие к текущему положению вещей. Сказать, что после ночи воспоминаний у меня добавилось ясности, значило бы покривить душой. Но буквально через несколько мгновений наступит день, и, может быть, он внесет свои коррективы. Вот уже и моя русалка беспокойно заворочалась. В блеклых предрассветных сумерках нарождающегося дня я ясно вижу, как трепещут её ресницы.
Вот она открывает глаза. Внимательно глядит на меня и спрашивает:
– Ты кто?
Глупенькая! Если бы я только знал ответ на этот вопрос. Может быть, тогда бы мне удалось даже всю окружающую нас реальность поставить с головы на ноги.
Хотя, с другой стороны, не всё ли равно, является ли реальность абсурдом или абсурд реальностью.
Подспудно я сознаю, что в запасе у меня есть один день и ещё, быть может, одна ночь. А это очень много, особенно второе. С этим не станет спорить даже моя русалка.
Я улыбаюсь почти искренне:
– Я – Филипп Энжел.
– Я не об этом, – сладко зевая, произносит моя водоплавающая. – Я хотела спросить, ты, случайно, не извращенец?
Господи, я чувствую, как у меня начинает расти гребень, но делать нечего, надо держать марку.
Ну, хвостатая, берегись!
Конец первой части.
“При отсутствии прямых свидетельств теория с необходимостью должна основываться на аналогиях с подобными обычаями, бытующими в других местах”.
Д. Д. Фрезер, “Золотая ветвь”
Глава 1.
Я проснулся достаточно поздно. За окном уже давно наступил день. Светлый и солнечный. При ярком дневном свете все мои похождения воспринимались отстраненно, как обыкновенный ночной кошмар. Наверное, где-то и существовала фирма “Компьютерный Рай”, возможно, там действительно были подземные этажи, но вот события… Тут я уже был не так уверен, как ночью.
Я встал и начал одеваться. Сейчас я не мог бы точно сказать, чьей была эта одежда изначально, моей или нет. Проверил карманы. Бог знает, что я собирался там обнаружить! Но там был бумажник с солидной суммой наличными и одной-единственной визитной карточкой: Филипп Энжел, ведущий программист фирмы “Компьютерный Рай”…
И снова я не мог точно сказать: хранил ли я в бумажнике собственную визитную карточку или это всё же бумажник доктора, а карточку я ему всучил из тщеславия перед тем, как мне начали брить череп…
Кстати, как он там, мой многострадальный? Я ощупал голову. За левым ухом прощупывалось какое-то утолщение, но был ли это след лазерного скальпеля, бугорок чипа или просто царапина, я не знал.
Единственное, что было определенным и вносило некоторую ясность, это пистолет с глушителем. Холодный и блестящий, он мирно покоился во внутреннем кармане пиджака, словно дремлющая под камнем змея.
– Ты уже встал?
Моя русалка успела почистить чешуйки и выглядела весьма привлекательно (по крайней мере, наверняка лучше, чем я, который провел почти бессонную ночь, перемежающуюся то кошмаром, то сексуальными эксцессами).
– Я приготовила завтрак.
Боже!!! Какая идиллия! Ради этих мгновений стоило лечь на мраморный стол.
Я пил обжигающий черный кофе в обществе очаровательной блондинки, расслабленно прикидывая, что мне теперь стоит предпринять.
Первое, что я собирался сделать, это как ни в чём не бывало наведаться в фирму, а там на месте сориентироваться. Но самое главное, необходимо было попытаться проникнуть на шестой этаж, только теперь уже не подземный, а надземный.
Я честно попытался систематизировать все события, происшедшие (или примерещившиеся мне?!) за последние несколько дней, но затея, похоже, бесславно провалилась. Мозаика так и не удосужилась сложиться в сколь-нибудь осмысленную картину. Прозекторская, упыри, стрельба по живым мишеням, секс на мраморном столе, а на втором плане едва различимая фигура кандидата в президенты и тени в армейских мундирах. Воистину кошмар, достойный испорченного чипа.
А сам чип? Он существует или нет? Заменен ли нормальный экземпляр бракованным, и кто та таинственная личность в плаще? Ведь я уверен, что узнал его. Просто теперь никак не могу вспомнить имя…
– Что ты теперь собираешься делать? – поинтересовалась моя златочешуйчатая, глядя на меня грустными глазами из-под золотой челки.
– Ну, во-первых, я всё-таки хочу узнать твоё имя. Я за ночь успел представиться, и неоднократно, а вот ты… Может, хотя бы теперь откроешь мне тайну своего имени?
– Лучше позже, чем никогда, – искренне улыбнулась она и спокойно добавила:
– А зовут меня Лилит.
Глава 2.
Скорей всего, я всё-таки не в своем уме! И даже дедушка Фрейд мне теперь не поможет.
Ниточки, за которые дёргает тот, кто поставлен управлять судьбами, явно перепутались, а некоторые свились в тугой узел и теперь стали никому не подвластны. Следствие и причина поменялись местами, и я бы даже не удивился, если бы узнал, что…
Нет! Только не это!!!
Я не представлял, смеяться мне или плакать. Она стояла передо мной и невинно хлопала глазами, а я вдруг ощутил под задницей убийственный холод мраморного стола.
– А я Филипп, – с абсолютно идиотским видом заявляю я, так как совершенно не представляю, что ещё можно сказать в данной ситуации.
Лилит легко и искренне смеётся, и, как ни странно, от её смеха мне становится чуть легче.
– То, что ты Филипп Энжел, – отсмеявшись, говорит она, – на протяжении ночи ты твердил постоянно, словно пытаясь убедить в этом не только меня, но и себя самого. То, что ты Филлип, у меня возражений не вызывает, а вот что касается Энжела, то ты далеко не так бесплотен, как можно было предположить на первых этапах нашего знакомства.
– Я просто всегда пытаюсь выполнить взятые на себя обязательства (“Даже если они мне явно не по силам!”).
– И какой следующий пункт твоих обязательств?
– Фирма “Компьютерный Рай”.
– Я пойду с тобой.
– Но…
– Я пойду с тобой.
Я посмотрел ей в глаза и… сдался. В конце концов, если она сейчас туда не попадет, возможно, этим будет нарушено безумное переплетение событий, которые… уже свершились. К чему может привести возникновение темпоральных парадоксов, не может предсказать даже весь Компьютерный Рай вместе взятый.
Лично я парадоксами был уже сыт по горло.
При ярком солнечном свете моя вчерашняя мания преследования испарилась без остатка. Город выглядел настолько привычным и обыденным, что совершенно не верилось, будто в его недрах могут существовать какие-то лабиринты с минотаврами. Каждый спешил по своим делам, и всем было абсолютно наплевать на соседей. Идиллия!
Я остановился перед зданием, которое занимал КР, невольно дивясь, как за столь банальным фасадом может скрываться столь неортодоксальная суть. Мне вдруг показалось, что я пигмей, окруженный сверхъестественными бетонными великанами. Внутри каждого из них постоянно происходят какие-то непостижимые процессы метаболизма, внешние признаки которого у непредвзятого зрителя вызывают ужас и содрогание. Чего стоит, например, процесс утренней дефекации, когда из всех отверстий, расположенных на уровне почвы, вдруг начинают выбегать крошечные, подвижные такие экскременты, деловито суетящиеся и спешащие от одних бетонных монстров к другим, наверняка являющимся убеждёнными копрофагами…
Я невольно вздрогнул и поёжился: скорей всего, такая неадекватность восприятия была связана с вживленным некондиционным чипом.
– Может, ты передумал? – услышал я рядом с собой сочувственный голос Лилит.
Я снисходительно улыбнулся, как заправский супермен, но это почему-то вызвало странную реакцию. Лилит покачала головой и печально сказала:
– Я бы не советовала тебе с таким настроением совать голову в пасть льва, но ты, конечно, не станешь слушать ничьих советов.
Удивительно проницательная женщина!
К чему?!!
Глава 4.
Мы идём к лифту! Ошибается тот, кто считает, что жизнь – это движение вперёд. Жизнь – это бесконечная езда в лифте. Вверх, вниз, вверх, вниз, начиная с момента зачатия и заканчивая тем мигом, когда тело откатавшего своё спускают на последний в его жизни этаж – одна из виртуальных реальностей завершила свое существование.
Говорят, что у самцов рыбок гуппи окраска хвостов строго индивидуальна. Не существует двух одинаковых хвостов. Может, ВР – это тоже своего рода хвост, зависящий от индивида, им обладающего?!
– Ты давно знаешь Лилит? – неожиданно обращается ко мне Вернер.
– А вы?
Он в ответ неопределённо пожимает плечами, а мне, честно говоря, абсолютно не хочется уточнять его ответ.
Лифт резко замер, и створки его дверей, словно нехотя, распахнулись. Мельком я глянул на указатель этажей и невольно сбился с шага. Седьмой этаж! Но ведь в здании только шесть этажей (если, конечно, не считать подземных)!
– Испугался? – спросил, не оборачиваясь, Тед Вернер.
– А вы?
Тед хмыкнул, но промолчал.
Я ожидал, что мы будем блуждать по лабиринту коридоров, как и нижних этажах, но, сделав всего пару шагов, мы остановились перед дверью, обитой светлой кожей.
– Прошу, – шутовски поклонился Тед, распахивая передо мной створки.
Я шагнул вперед и оказался между двумя хорошо знакомыми мне “мясо-молочными” братьями.
– Привет, ребята! – пожалуй, приветствие прозвучало чересчур фамильярно и наигранно.
Тот, который одалживал мне штаны, молча протянул руку.
– Я подаю по субботам.
– Не паясничай и давай сюда пистолет, – холодно процедил он.
– А разве пистолет – не иллюзия?
– Филипп, не устраивайте цирк, – прозвучал у меня за спиной усталый голос Вернера. – Вас уже давно ждут.
Ну, ждут, так ждут. Я нехотя расстаюсь с пистолетом, и меня пропускают в следующую комнату. По площади она напоминает ангар для самолётов, но искусно поделена подиумами на ряд зон. Есть здесь зона отдыха с массой тропических растений и удобными мягкими креслами, сгруппировавшимися около низкого массивного столика, уставленного бутылками. Я инстинктивно делаю шаг в сторону этой заповедной зоны.
– Нам пока не туда, – слышу я за спиной ироничный шёпот Теда.
Есть зона чисто канцелярская. Огромный письменный стол (на нем обязательно должна быть дохлая муха, но я с такого расстояния не могу её различить), и восседающая за столом монументальная фигура Трапса.
Но есть ещё зона, в которой, на огромном (мраморном!) столе стоит странный макет. Похоже, это макет бетонного лабиринта, в котором я недавно играл в догонялки с Теодором.
– Энжел! – радостно гудит Трапс со своего помоста. – Наконец-то. Мы вас уже заждались.
С чего бы это? Я мельком бросаю взгляд на свои часы: ровно двенадцать (полночь?).
– Итак, вы готовы?
К чему я должен быть готов?! А, всё равно… Но вы-то сами готовы?
– Если вы имеете в виду расчёты, то…
– И расчёты тоже! Давайте сюда ваши бумажки.
Трапс выбирается из-за стола, а я, сделав шаг ему навстречу, вдруг вижу на столе дохлую муху. Длится это мгновение, затем воздушный вихрь, вызванный передвижением Трапса, сметает иссохшийся трупик на пол, и слоноподобная ступня припечатывает его сверху могильной плитой.
Трапс берёт у меня листки с расчётами и небрежно швыряет на свой необъятный стол. Затем он улыбается, а я чувствую себя мухой, на которую вот-вот обрушится всесокрушающая ступня.
– Я думаю, вы не откажетесь пропустить стаканчик? – ласково гудит Трапс.
Не дождётесь! От этого я не откажусь никогда!
Мы вместе с Трапсом восходим на подиум, где коротконогий массивный столик, кажется, слегка прогнулся под тяжестью целого взвода разнокалиберной посудины. Тед Вернер наливает коньяк в четыре пузатые рюмки. И лишь когда каждый из нас берёт в руки причитающуюся ему посудину, я осознаю, что нас трое, а сосудов…
Интересно, кому предназначена четвёртая рюмка? Теодору, Лилит или?..
Глава 6.
Мрак.
Мрак – и одна единственная светящаяся точка. Она одиноко висит в пустоте, но без неё мы бы никогда не поняли, что всё остальное – это мрак и пустота. Может быть, точка – это начало. Начало чего? Хотя разве это важно?! Важно, что она есть, и теперь уже можно чётко определить, что всё остальное – мрак.
Мрак и пустота!
Я пытаюсь открыть глаза и вижу склоненное надо мной лицо Лилит.
– Вот видите, я же говорил, что он скоро очнётся, – слышу я рядом мужской голос.
Я пытаюсь отыскать глазами говорящего и вижу доктора, наполняющего из ампулы шприц.
– Сейчас сделаем укольчик, и мальчик будет у нас, как новый! – щебечет он.
Я хочу сказать, что мне не нужно никаких уколов, но обнаруживаю, что язык совершенно не повинуется. Впрочем, тело тоже. Я пытаюсь отчаянно моргать, но на этот демарш никто не обращает внимания.
Лилит держит меня за руку и приговаривает:
– Всё будет хорошо, всё будет хорошо…
Когда? И что вы под этим подразумеваете, дьявол вас всех побери?!
– Придержите у него руку, Лилит.
Да, конечно, Лилит… Сами вы удержать меня не можете, а вот повязать женщиной… Да еще вовремя коньячка налить…
– Сейчас, сейчас мы сделаем укольчик, и он будет у нас, как огурчик…
Укольчик, микросхемку имплантируем, потом нажмем на кнопочку…
– Ну вот и прекрасно…
Хотя… всё далеко не так плохо… у меня есть работа, которая мне, в принципе, нравится… у меня есть Лилит… Что ещё человеку надо? В конце концов, всё не столь уж абсурдно, как может показаться с первого взгляда… Ведь если я один замечаю этот абсурд… Может, его и нет вовсе? Ведь кто такой я?! Точка… А точка, даже если она светится, так исчезающе мала… Свет её теряется на фоне всепобеждающего мрака…
– Сейчас он поспит пару часиков…
Свет гаснет… Скоро его не будет уже видно совсем. Только… мне… кажется… что я… что-то… забыл… Что-то не учёл… Или… потерял…
Мрак…
Гады! Они знали, как меня достать!!!
Я хотел крикнуть и не мог. Холод сковал мое тело. Неужели это всё мне лишь кажется?! А на самом деле мой медленно остывающий труп лежит сейчас на холодном мраморном столе в прозекторской?!!!
Глава 8.
Я всегда восхищался непоколебимо уверенными в себе людьми. Это ж надо, кругом всё так зыбко и непрочно, большинство жизненных постулатов зиждется лишь на аксиомах, а есть люди, марширующие по жизни бодро и без затей, как хорошо оплачиваемые наёмники на чужой территории. Неужели над ними не витает тень Лобачевского, который, заменив всего пару аксиом, получил совершенно ИНУЮ геометрию? Ведь если хотя бы только представить, что большинство явлений в жизни неоднозначны, и на мгновение перетасовать замшелый набор стандартных аксиом, то мы неожиданно для самих себя взглянем на жизнь под совершенно непривычным углом. И всё, что раньше было просто и ясно, вдруг обретёт неведомую многозначность, сложность и противоречивость, гротесковую абсурдность, пугающую своим правдоподобием. И в этом лабиринте безуспешно мечется крохотная фигурка человека, даже не подозревающего, что в тот момент, когда он, наконец, обнаружит выход, то сам станет всего лишь тенью…
Лилит стояла под жадными взглядами десятков глаз, гордо вскинув белокурую голову, и пела… Ах, как она пела! Низкий, чуть хрипловатый голос уводил в сказочный мир, зыбкий и нереальный, где нет проклятого детерминизма и убийственной конкретики. В сказочный лес, безнадёжно утопленный в остановившейся реке времени, в которую теперь можно было войти и дважды, и трижды. А если очень захотеть, то и вовсе вернуться к истокам и начать жизнь сначала…
Очарование нарушали только два здоровенных лба (один из них однажды уже делился со мной самыми интимными аксессуарами современного настоящего мужчины, то есть штанами и пистолетом), старательно изображавших из себя похотливых мальчиков.
Лилит пела. И вся эта масса потных и жирных тел стала восприниматься как сборище призраков. Самыми реальными персонажами в это время были я и Лилит. Мужчина и женщина. А всё остальное лишь блеклая плесень на наших путаных взаимоотношениях.
Я напрягся в кресле, но наш обожаемый претендент положил руку мне на плечо и промычал:
– Сейчас ещё не ваше время, Энжел.
Не моё?! Значит, у меня есть всё же шанс, что ещё придет МОЕ время?!!
С другой стороны ко мне наклонился Теодор (я абсолютно не уловил момент, когда он здесь объявился) и, тихонько хохотнув, сунул мне за пазуху какой-то сверток.
– Я думаю, это вам пригодится, когда придёт время, – тихо шепнул он и, сделав шаг назад, растворился в толпе.
Я всё ещё не мог пошевельнуть пальцем, но тяжесть револьвера за пазухой придавала мне уверенности.
“Мальчики”, которые до этого пытались изобразить спор по поводу того, кому достанется прекрасное женское тело, сделали вид, что они оба решили Лилит застрелить: достали пистолеты, по-детски надули губы и громко сказали: “Пуф!”.
Лилит оборвала песнь на высокой скорбной ноте и опала на пол грудой цветных лохмотьев.
– Браво, браво! – сочным и очень мужским голосом выкрикнул претендент и, снисходительно похлопав меня по плечу, добавил:
– Вы знаете, Энжел, Лилит – это какое-то чудо.
Я-то знаю, а откуда это знаешь ты, гнида?!!
“Мальчики” тем временем подхватили Лилит и под бурные аплодисменты вынесли её из зала. Мне показалось, что она и в самом деле потеряла сознание.
– А теперь прошу к столу! – зычно выкрикнул Трапс, хотя все уже и так сидели за столом.
– Какой непроходимый дурак, – доверительно шепнул мне претендент, непонятно кого имея в виду: Трапса или меня.
Потом воцарилась тишина, изредка прерываемая звяканьем посуды и междометиями.
Ах, как они жрали!
Это тоже была песня. Песня всесокрушающего чревоугодия. Они жрали так, словно занимались любовью: задыхаясь, теряя контроль над лихорадочными движениями, полуобморочно закатывая глаза и сладострастно повизгивая.
Лишь претендент ел аккуратно, словно свершая священный, но уже порядочно надоевший ритуал.
Я мог бы поклясться, что у всех присутствующих, кроме него, за левым ухом обязательно есть маленький розовый шрамик, какие остаются после вмешательства лазерного скальпеля.
Глава 10.
…бетонный лабиринт, в сетях которого мухой бьется загнанное человеческое существо. Стены прочны, а архитектура настолько запутана, что даже Ариадна бессильна со своей нитью. Где уж такому элементарному методу соперничать с эшеровскими построениями! И вот уже у “мухи” обессиленно опускаются лапки, она ещё ползет из последних сил по вертикальной стене, но уже слабо представляя, куда и зачем. И невдомек ей, бедняге, что это нагромождение – всего лишь жалкий макет, и стоит взмахнуть пару раз крыльями – чуть приподняться над суетой, – и многое, что казалось монументальным и несокрушимым, покажется банальным и примитивным. А то, что раньше было безусловным, окажется сотканным из одних сомнений, а сами сомнения неожиданно обернутся ключом к пониманию…
– …Лилит?! – прохрипел я, разумом понимая, что если и дальше с такой силой буду продолжать тянуть гадёныша за галстук, то просто его придушу, так и не услышав вразумительного ответа. Вон он уже и глазёнки выпучил, словно я тяну его не за третичный половой признак, а за самый что ни на есть непосредственный.
Я чуть ослабил хватку, и побагровевший красавчик просипел слабым голосом:
– Она… она… в… прозекторской…
Этого следовало ожидать!
Всё так или иначе возвращается на круги своя.
Я оттолкнул заморыша и, наконец, встал в полный рост. Инвалидное кресло-каталка жалобно скрипнуло и, словно придя в бешенство, что упустило добычу, закрутилось на месте.
– Где Теодор?! – рявкнул я, и заморыш присел и, похоже, обделался.
– Я… я… не… в… курсе…
– Где доктор?!!
– Я… не… в…
– Где Вернер?!!
– Я… не…
Зал к этому моменту уже окончательно опустел, все расползлись по щелям, словно тараканы. Весь стол был завален обьедками, а в самом центре его, мордой в салат, лежал ни на что уже не претендующий претендент и благосклонно мне улыбался.
Впереди меня опять ждала прозекторская.
И, значит, вновь всё нужно было начинать сначала.
Конец второй части
“Земную жизнь пройдя до половины,
Я оказался в сумрачном лесу…”
Данте, “Божественная комедия”
Глава 1.
Странное зрелище являли собой коридоры “Компьютерного Рая” для неискушённого посетителя. То и дело то тут, то там путь преграждали завалы из письменных столов, компьютерной техники и прочего барахла. Кое-где у завалов горели костры, и угрюмые бородатые дядьки пили чай из лабораторной посуды. Пару раз меня окликали, но, лишь расслышав мое имя, почтительно расступались, словно я был прокажённым или местным мессией.
Я не знал, плакать мне или смеяться.
– Ну, что, джентльмен, всё ищешь приключений на свою голову? – внезапно прозвучал хриплый голос у меня за спиной.
Я стремительно оглянулся в предвкушении драки, но страшного вида бродяга вдруг попятился и невнятно забормотал:
– А… это… вы… простите. Я вас сразу не узнал…
Один! Один в этом непонятном и пугающем мире. Если я ничего не понимаю и воспринимаю действительность, как бред, то это ли не ярчайшее свидетельство моего безумия?! Особенно учитывая, что все остальные воспринимают происходящее, как должное. Один без взаимопонимания – безумная муха, бьющаяся в стекло, до полного изнеможения, до того момента, пока подсушенный временем трупик не упокоится на бескрайней поверхности чьего-то стола… пока безжалостная и равнодушная рука не смахнет подсохшее тельце на пол…
Я должен определить цель собственного продвижения. Куда я стремлюсь? Неужели моей единственной и неизменной целью является прозекторская?!! Что происходит? Что действительно реально, а что болезненный плод моего воспаленного воображения? Что первично в конечном счете: здоровое желание моей плоти или витиеватая игра ума?
Да полно! Был ли мальчик?! При чём здесь ум? При чём здесь я?!! При чём здесь жизнь? Чего я хочу от жизни: толику телесных утех и покоя? Неужели моя Виртуальная Реальность втиснута в столь банальные жесткие рамки? Что вообще со мною происходит? Может, это всего лишь бунт умирающих гормонов? А что потом? Неужели дальнейшее – молчание?! Ничто?!!
– Ты чего, джентльмен?! Ты чего на меня вылупился?!! – залепетал перепуганный обыватель. – Я совершенно ни при чем! Я ничего не понимаю, о чем таком вы тут говорите!! Чего вы, собственно, хотите?!!
А действительно, чего? Вот вопрос вопросов! Хотя, как ни парадоксально это звучит, в первую очередь я всё жё хочу в прозекторскую!
Лилит, где ты?!!
Будь проклята любая Виртуальная Реальность, где нет тебя, где нет…
Внезапно я услышал нарастающий рокот, словно шум прибоя. Что это? Псы?!
Люди на баррикадах заволновались, начали готовиться к бою. А я? Должен я принять в нем участие, или у меня своя война?
– Шли бы вы отсюда, Энжел! – услышал я рядом голос Теда Вернера, впрочем, вполне доброжелательный. – Сейчас тут будет не до вас.
– Это псы? – спросил я, хотя мне было абсолютно наплевать, какой облик примет смерть на этот раз.
– Это в каком же смысле? – фыркнул Вернер, потом устало улыбнулся и добавил:
– А впрочем, отчасти вы правы. Это солдаты.
И действительно, из-за поворота появились солдаты в полевой пятнистой форме. Увидев баррикаду, они бросились врассыпную, залегли и без предупреждения открыли огонь. В отличие от защитников баррикады, вооруженных исключительно огнестрельным оружием, солдаты были экипированы бластерами и лазерами. Мгновенно во многих местах вспыхнула бумага, деревянные столы, задымились пластиковые корпуса мониторов. Я застыл, завороженный этим ззрелищем. Вот она, современная “электронная” война: оказывается, ведение боя при помощи компьютера – это не выбор оптимальной стратегии, а вульгарное использование их блоков вместо кирпичей для строительства баррикад и принятие к сведению, что при горении они выделяют разъедающий лёгкие дым.
Но защитникам всё-таки удалось на время отогнать солдат за угол коридора, причём на полу осталась лежать без движения добрая их половина.
Я оглянулся на Теда Вернера и невольно вздрогнул. Я до этого неоднократно видел результат действия лазерного скальпеля, но эффект от применения боевого лазера по сравнению со скальпелем был сопоставим с действием топора.
– Уходите, Энжел, – прохрипел Вернер, потом внутри его что-то булькнуло и изо рта хлынула кровь.
Я растерянно покрутил головой. Уцелевшие защитники баррикады покидали её, рассредотачиваясь по кабинетам, явно готовясь перейти к партизанской войне.
И тогда я побежал!
Глава 2.
Странно, но те истины, что я исповедовал всю жизнь, те постулаты, что я считал незыблемыми, оказывается, в большинстве случаев никого, кроме меня самого, и не интересуют. Когда это понимаешь в двадцать, то перестройка, занимающая определённый отрезок времени, не носит такой всесокрушающий характер, как в тот момент, когда тебе уже перевалило за сорок.
А жизнь, как это ни банально звучит, отнюдь не компьютерная игра. Когда ты пытаешься начать её сначала, она вовсе не собирается восстанавливать твои порядком растраченные ресурсы. И более того, я подозреваю, что ресурс даже этих возможностей весьма ограничен.
…Я бежал…
Я бежал по коридорам “Компьютерного Рая”, и перед мной, как в кошмарном гигантском калейдоскопе, мелькали жуткие картины, которые я успевал разглядеть сквозь множество распахнутых дверей бесчисленного количества кабинетов.
Седьмой этаж оказался отнюдь не седьмым небом. Скорее его можно было сравнить с седьмым кругом ада, где вопреки волe великого Координатора оказались свалены все грехи и пороки разом. Кругом царил хаос, горела компьютерная техника, дрались люди, вооруженные чем попало: от ножек, отломанных от столов и стульев, до тостеров, включённых в сеть и со снятой со спиралей изоляцией или электрокофемолок с искусно развороченным корпусом, чтобы металлические лопасти могли вспарывать живую плоть…
В одной из комнат четверо мужчин, одетых в вечерние костюмы, били ногами пятого, который лишь корчился на паркетном полу и тихо повизгивал…
В другой перезрелая морщинистая матрона тискала перепуганного мальчика…
В третьей две длинноногие девицы пытались распанахать бритвами физиономии друг другу…
…в сто двадцать третьей кого-то методично и хладнокровно насиловали…
…в тысяча двести какой-то жрали и гадили одновременно…
…в одной из комнат дверь оказалась закрытой, но из-под двери в коридор медленно и неотвратимо расползалось кровавое пятно…
…стон, яростные вопли, чавканье и звериный рык…
Впереди, наконец, уже замаячила спасительная дверь лифта, ноги предательски подкосились, и я упал…
Наверное, от удара некоторое время я был без сознания…
Потом я полз… А когда вновь обессилел, лежал, подтянув колени к подбородку, и ждал, что кто-нибудь сжалится и добьёт меня.
А потом я услышал нарастающий мерный рокот. Одно из двух: либо это были псы, либо солдаты. Встречаться ни с теми, ни с другими в мои планы не входило.
Собрав остаток сил, я сделал решительный бросок, вскарабкался по косяку и нажал кнопку вызова лифта. Я буквально просочился между на миг приоткрывшимися створками. Или это мне только показалось, что они отворились на миг, а на самом деле у меня просто абсолютно разладилось взаимопонимание со временем. Створки лязгнули, отрезая меня от мерцания пылающей электроники, от запаха теплой крови… От всего этого безумия. Но только не от звуков.
Рокот усилился до такой степени, что у меня стали вибрировать не только барабанные перепонки, но даже позвоночник. Я слепо пошарил рукой по стенам кабины.
Выбора особого не было. Кнопка была единственной. И я её нажал.
Лифт дернулся и пошёл, но не вниз, а вверх!
Сначала пришла боль. Потом осознание того, что мне уже на всё наплевать. И лишь затем я стал воспринимать окружающее, хотя по-прежнему отнюдь не был уверен в его адекватности.
Передо мной за письменным столом, развалясь, сидел Теодор.
– Ну вот вы и пришли в себя, Филипп! – злорадно хихикнул этот псевдовампир и игриво погрозил мне скрюченным пальчиком:
– А вы шалун! Надо же, при ваших данных и такие амбиции!
Я попробовал пошевелиться и едва не вскрикнул от боли – мои руки были вывернуты за спину и крепко примотаны к стулу, на котором я сидел.
– Вы же мертвец, Теодор, – усмехнулся я, силясь не обращать внимания на боль в суставах.
– Кто бы говорил, – хихикнул Теодор, раскладывая на столе хирургические инструменты.
– А скажите, Теодор, вы и в самом деле вампир, или это лишь один из ваших подавленных комплексов?
– Вы считаете, Энжел, что для вас это настолько важно… в данный момент?
– Вы правы, мне уже абсолютно на всё наплевать. После того, как я смог взглянуть на некоторые особенности нашей действительности под непривычным углом, во мне осталось лишь два чувства, борющиеся между собой: апатия и отвращение.
– Вам просто не повезло. Если бы чип был кондиционным…
– Значит, чип был?
– А какое это имеет значение?
– Всё же приятно осознавать, что часть мерзости мне лишь кажется.
– Всё зависит от критериев оценки. То, что вам кажется мерзостью, в реальности может обернуться всего лишь… осознанной необходимостью…
– Где-то я уже слышал эти слова, – сказал я, пытаясь отвлечь внимание Теодора и одновременно силясь освободить связанные за спиной руки.
– Наверняка от моих предшественников, – кивнул Теодор, выбирая ланцет покрупнее. – Ведь это объективная истина.
– Необходимость сделать из меня жертвенного тельца?!
– Не передёргивайте, Энжел. Если бы вы не совали постоянно свой нос куда не следует, ваша персона вряд ли кого-нибудь заинтересовала бы.
– Значит, вы собираетесь ампутировать мне нос? – спросил я с невольным облегчением (одна из верёвок неожиданно поддалась, и я почти высвободил левую кисть).
Теодор с подозрением покосился на меня, но, очевидно, решив, что я от перенапряжения слегка “тронулся”, кровожадно оскалился и подмигнул:
– И нос тоже!
Глава 4.
Конечно, упырь-любитель был прав. Все зависит от критериев оценки. В любом факте можно отыскать как положительные, так и отрицательные стороны, что облегчает жизнь людям, привыкшим манипулировать фактами (например, политикам), и усложняет простым обывателям, по крайней мере, той их части, что положила себе за правило пытаться анализировать факты, а не слепо существовать в навязанной им виртуальности.
Что лучше: занять жёсткую позицию, основываясь на однобоком и, возможно, ошибочном восприятии действительности, или, понимая всю сложность ситуации, выбрать позицию стороннего наблюдателя, пытаясь отгородиться, как щитом, этим пониманием?!
Кто знает, может, как раз болезненный переход от летаргического состояния наблюдения к попытке активного взаимодействия со средой и является причиной большинства самоубийств. Когда абсурдность многокритериального выбора загоняет бывшего наблюдателя в тупик.
А может, в этом виновато само осознание многокритериальности.
Воистину, умножая знания, умножаешь скорбь!
Теодор, оскалившись, стал медленно приближаться ко мне, вытянув перед собой правую руку с зажатым в ней ланцетом. Я был готов к этому. К этому моменту рука у меня уже была свободна. Памятуя о поразительной прочности гениталий самодеятельного упыря, я наподдал ему по той руке, которая сжимала ланцет. Результат превзошел все мои ожидания: рука Теодора описала широкий полукруг, и ланцет легко и с каким-то особым шиком вонзился ему прямо в горло.
Теодор издал судорожный всхлип и, не прекращая саркастически ухмыляться, медленно завалился на бок. Несколько мгновений я в оцепенении глядел на него, а потом поспешно стал высвобождать второе запястье.
Меня почти не пугала мысль о том, что в его намерениях, возможно, и не было никакого такого особого умысла: может быть, бедняга собирался всего лишь освободить меня от некондиционного чипа. Мною двигала высокая цель: я спешил на помощь Лилит, и все препятствия, которые возникали на пути, не могли помешать этим устремлениям и задержать меня даже на миг. И все-таки от вида (а особенно запаха) крови меня слегка мутило. Похоже, что я начинаю действовать, как заправский персонаж той ВР, что меня породила. Неужели это единственный доступный путь разрешения конфликтов?
Я обыскал труп Теодора и в заднем кармане обнаружил аккуратный никелированный браунинг. Ну что же, в штанах и при пистолете я почти супермен.
Не знаю, на что я надеялся, неужели действительно на то, что, поднявшись на несуществующий восьмой, девятый или Бог знает какой этаж, на самом деле угодил в подземелье… Скорее всего, я решил, что чувства меня опять обманули, как делали это уже не раз. Так или иначе, проблуждав по лабиринту с полчаса (а может, несколько дней, я уже ни на йоту не верил собственной способности ориентироваться!) я вышел к дверям прозекторской.
Глава 6.
Широко осклабившись, ко мне приближался Трапс. В левой руке он держал пистолет с глушителем. Я не стал дожидаться запланированного им развития сюжета…
Трапс оказался на редкость живучим. Я всадил в него четыре пули, прежде чем он окончательно затих. Интересно, надолго ли?! Но это были ещё цветочки, а вот, когда в дальнем конце коридора показался Теодор, ползущий по моему следу… Руки у него были в крови, из горла торчал ланцет, но он полз, ловя воздух раздувающимися ноздрями.
Доктор, Трапс, Теодор… не слишком ли много покойников для одной мизансцены? К тому же по телу недавно убиенного доктора вдруг волной прокатилась судорога.
Недолго думая, я подхватил на руки уже совершенно оттаявшее тело Лилит и кинулся бежать, куда глаза глядят…
Глава 8.
Мне иногда кажется, что моя память, как хищник, просто играет со мной, то выпуская острые цепкие когти далеких подспудных воспоминаний, нежданно-негаданно вспыхивающих в моем мозгу раскалёнными угольками, то внезапно стирая мягкими лапками невыносимые гнетущие отпечатки текущих событий. То отпустит, то поймает, словно кошка, забавляющаяся с мышью перед тем, как убить ее.
Мы с Лилит вышли к лифту, когда отпущенный нам ресурс сил был на исходе…
Вероятно, это произошло не случайно. Где-то кем-то было запланировано, что мы подойдем к конечной точке, находясь на гребне эмоциональной нагрузки.
–Ты любишь меня? – тихо спросила Лилит, и была в этом вопросе такая обречённость и беспомощность, что я невольно судорожно сглотнул.
– Я… конечно… ты же… сама прекрасно знаешь…
– Иногда мне кажется, что знаю, а порой… я начинаю думать, что выдумала тебя. Или ты меня…
– Нас выдумало время, а мы выдумали его. Наша реальность не менее виртуальная, чем все прочие, и я думаю, что нам под силу попытаться воздействовать на ход её развития…
– Неужели ты думаешь, что у нас есть хоть малейший шанс что-либо изменить?
– Я думаю, есть. Если не собственной жизнью, то, возможно, собственной смертью.
– Тогда едем, – покорно кивнула Лилит.
Мы вошли в лифт, где традиционно на пульте была лишь одна-единственная кнопка. Я, не колеблясь, её нажал, приготовившись к тому, что лифт опять рванет вверх, но он… рухнул вниз. Мы с Лилит зависли в воздухе, беспомощно распластавшись, как две выброшенные на берег медузы.
– Филипп! Я люблю тебя!!! – в отчаянии вскрикнула Лилит, и тут лифт резко затормозил.
Последнее, что я увидел, был стремительно надвигающийся на меня пол кабины… Почему-то похожий на нежную женскую кожу с сетью голубоватых прожилок… Мрамор?.. во мраке…
…Как холодно… Господи, как холодно и одиноко! Неужели это моя судьба – каждый раз попадать в этот мир голым и беспомощным?
Я открыл глаза. Конечно же, я лежал, уткнувшись носом в холодный мраморный стол. Голубые прожилки причудливо ветвились, образуя аллегорический узор перепутанных человеческих судеб. Чем не психоэмоциональная карта нашей ВР! Куда бы ни вело меня сознание, подсознание с настойчивостью идиота приводило к одному и тому же месту. В прозекторскую!
Глава 10.
…гортанный вскрик. Я шкурой на затылке чуял, что стоит мне обернуться – и я погиб!
Я знал, что по моим следам ползет так и не пришедший окончательно в себя Теодор, что Лилит, прекрасная и нагая, с почти прозрачной нежной кожей, сквозь которую просвечивают скованные льдом голубые русла кровеносных сосудов, с глазами, где блестят льдинки слез, обещает мне, если я обернусь, покой и умиротворение, что Тед Вернер, силясь сделать мне вслед хотя бы один шаг на еще не оттаявших ногах, глухо шепчет:
– Вы делаете ошибку, мастер… Всё, что вы видите, всего лишь иллюзия… тень… Виртуальная реальность… А действительность – это нечто другое…
А Трапс, словно рыба, насильственно изъятая из привычных условий, шлёпает толстыми слюнявыми губами, силясь сказать:
– Мы вас заждались, мастер. Идите к нам!!!
Я судорожно заткнул уши дрожащими руками, но эту эфемерную защиту легко пробил резкий вскрик Лилит:
– Да ты просто трус!!!
И тогда я действительно струсил и побежал.
Я бежал, не разбирая дороги, изредка натыкаясь на тупики и механически поворачивая обратно, словно заводная кукла.
Не знаю как, но мне посчастливилось в какой-то момент оказаться около лифта. У его дверей поджидал тот самый смазливый клерк, кто когда-то выписывал мне путевку в этот ад.
– Вы как раз вовремя, мастер, – произнес он, глянув на часы, и улыбнулся.
– Не называйте меня мастером, – хрипло пробормотал я.
– Хорошо, мастер, – равнодушно кивнул он, – но поторопитесь, вы начинаете выбиваться из графика.
И я в который уже раз покорно шагнул в лифт и аппатично ткнул пальцем в единственную кнопку.
В следующий миг я был буквально раздавлен ускорением стремительно рванувшегося вверх лифта.
Глава 12.
– Наверное, приятно чувствовать себя демиургом? – спросил он, пристально глядя на меня.
– Не говори глупостей! – вяло огрызнулся я.
– Не скромничай… мастер.
– Не называй меня мастером!!!
– Ну… и кто же ты тогда такой?
– Не… знаю…
– Занятный получается у нас с тобой разговор.
–…
– Ну что же, – горько усмехнулся он, – у тебя ещё есть возможность сделать свой выбор.
Он встал и протянул мне руку:
– Пойдём!
Не осознавая, что делаю, я, как самый настоящий зомби, встал и шагнул к краю крыши.
И вдруг я всё понял!
И тогда, не колеблясь, я сделал ещё один шаг.
Ветер рванул мои многострадальные уши (Бог с ними! Надеюсь, они были даны мне не для красоты!). Бездна ласковая и бездонная, как женское лоно на пике любви, распахнула мне свои объятия.
И хотя время для меня сейчас текло совершенно по-особенному, но я знал, что отпущено его не так уж много, и, пока не оборвался мой безумный полет, я должен обязательно решить для себя: кто же я на самом деле – мастер, или…
GAME OVER!
RESTART GAME?
публикация в «Reflect — kuaduseshshcht» (Чикаго), 2002, Вып. 14, Издатель R. Levchin, — с. 11-46.